Затми меня, если сможешь

Мой обиженный возглас заставляет его остановиться. Его руки крепко сжимают дверную ручку, и пару секунд я продолжаю испепелять его затылок с аккуратно подстриженной темной копной.

— Самый опасный человек — тот, который научился контролировать свои чувства и эмоции, — невозмутимо констатирует Аарон Морган.

Не разворачиваясь в мою сторону, он тут же выходит в коридор, оставляя меня один на один с брошенной фразой.

С рыком злости бросаюсь вперед, с силой ударяя кулаком по двери. Все, что я могу сейчас делать — беспомощно обхватить себя руками и реветь навзрыд. Опираясь спиной об дверь, я медленно скатываюсь на ледяной пол, зажимая губы ладонью, чтобы сдержать нервный всхлип.

Не знаю сколько проходит времени после его ухода, но рези в глазах подсказывают, что пора бы уже прекратить гипнотизировать камеру в верхнем углу комнаты. Ее мигающая красная точка начинает действать мне на нервы, а колени, которые я обнимаю уже долгое время, изнывают от боли.

Дневник.

Взгляд останавливается на знакомом блокноте из потрепанной коричневой кожи. Я мгновенно поднимаюсь на ноги с ноющей болью в коленях и буквально выхватываю блокнот с тумбы. Его поверхность прохладная, местами шероховатая из-за потертостей, но по-прежнему такая родная.

Этот блокнот пережил многое. В нем хранятся мои основные воспоминания с самого первого дня эпидемии. Он — моя личная реликвия, исповедальня, принимающая меня любой… в которую я возвращаюсь снова и снова.

Незнакомая шариковая ручка с серебристой эмблемой корпорации, которой я прежде не пользовалась, неуместно зажата между страниц. Я беру ее в руки за неимением другой, мельком бросая взгляд на воспоминание, которое я описывала на этой странице. Взгляд мгновенно цепляется за незнакомый почерк, написанный наспех синими чернилами, вместо привычных черных. Я тут же вглядываюсь в слова, написанные чужой рукой, приготавливаясь возмущаться в сторону того, кто посмел оставить свой след… пока не узнаю в сочетаниях букв знакомый почерк, который может принадлежать лишь Аарону…

«Луна, ты забыла, как читала книгу об одиноком мужчине? Он через трое суток после дня всемирной лжи проводил чужих врагов на закате, и они погубили его…»

Перечитываю второй раз, третий, седьмой. Но чувство, что здесь перечислен какой-то сумбурный поток слов, меня не покидает. Луна?! Что еще за Луна? Какая книга? В последнее время я брала в руки книгу еще в имперском колледже на очередном занятии, и вместе с ним мы смотрели лишь фильмы. А день всемирной лжи?..

Все перевернуто вверх тормашками.

Черт возьми, это какое-то послание! Под всемирной ложью он имел в виду мой день правды, ведь так? А Луна? Он называл меня солнцем… Судя по этой логике, он хочет мне сообщить, что через трое суток я встречу своих друзей на рассвете, и они спасут меня?! Но каким образом?!

Бред.

Я бросаю дневник на кровать, нервно зарываясь руками в волосы.

Нет, это какая-то подстава. Его слова больше не имеют для меня никакого значения. Он играет в пользу «Нью сентори». Он, черт возьми, сын самого основателя корпорации! Он предал меня, ему плевать на меня. Я не должна играть в его игры.

Если я поведусь на это послание, то в очередной раз выставлю себя внушаемой дурочкой, а он лишь посмеется, наслаждаясь моим провалом. Ведь так? Так все и будет? Но, с другой стороны, зачем эта нелепая шифровка? В ней не указаны координаты, и что я в свою очередь должна предпринять.

Закусываю нижнюю губу до пронзительной боли, нервно почесываю локоть, пару раз зарываюсь в волосы всей пятерней, взлохмачивая их еще больше.

Кажется, они намереваются свести меня с ума.

Я замираю на месте, когда дверная ручка громко дергается, дверь отворяется, а на пороге комнаты появляется Кевин со свойственным ему невозмутимым выражением лица. Сердце пропускает очередной удар, а затем учащенный пульс набирает обороты.

— Мистер Морган хочет видеть тебя.

Прежде чем пойти вслед за Кевином, я громко выдыхаю, пытаясь собраться с мыслями. На кой черт я понадобилась самому Ричарду Моргану?

— Сколько суток прошло со дня правды? — я решаю не терять время, пока мы идем в кабинет президента корпорации.

— Двое суток, — коротко отвечает Кевин, глядя вдаль очередного коридора. — Как рука? Сегодня вечером я сниму бинт и обработаю рану… если, конечно, она не рассосалась.

Отлично, выходит у меня в запасе еще целая ночь, чтобы удостовериться в подлинности перевернутого послания Аарона.

— Я… ничего не ощущаю, — отвечаю я, запинаясь на каждом слове от путающихся мыслей.

Мы заходим в лифт, из которого только что вышли парочка женщин средних лет в привычных белоснежных халатах. Я наблюдаю, как Кевин прикладывает тоненький белый браслет к сенсорной кнопке лифта и спустя секунду кружок вокруг числа тридцать три загорается белым светом.

— Я хотела сказать тебе спасибо, — тихо отзываюсь я, неловко почесывая мочку уха. — Аарон сказал мне, что именно ты настоял на обезболивающем.