Затон

– Слушай, Ань… А есть в этом нечто символическое, а?

– В чем? – Не поняла его Анна.

– Ну… Мой прадед принимал участие в постройке этого парохода, а твой был его владельцем. А теперь мы вместе разыскали и, можно даже сказать, подняли «Святую Анну».

– Не говори «гоп»…

– Ерунда. Не сегодня, так завтра, все равно поднимем. Лучше скажи, Ань, что ты думаешь насчет символизма? Может быть, все, что было до нас с тобой, это – специально… чтобы мы встретились? Ну… предопределение судьбы, что ли…

– Чепуха. Не существует никакого предопределения. Свою судьбу мы делаем сами. Можешь мне поверить, Митя. Это мне сказал человек… Одним словом, большой специалист в этом вопросе. – Анна снова ненадолго включила фонарик и осветила пространство перед лодкой.

– Как скажешь… – Митя молча сделал несколько осторожных гребков, а потом не в силах, видимо, молчать, продолжил приставать к Анне с расспросами. – Ань, а ты что со своей долей клада делать будешь? – И, не дождавшись от нее ответа, принялся строить воздушные замки. – Я думаю, клад должен быть приличный. Ведь он, прадед твой, был судовладельцем, хозяином нескольких заводов, сама рассказывала. Если по-современному, то почти олигарх. Предположим, там миллионов на сто долларов. А может, на все двести. Значит, моя доля от десяти до двадцати миллионов. Хорошие деньги. Да… Я снаряжу экспедицию и отправлюсь на Карибы – искать испанское золото. Знаешь, сколько там затонувших кораблей? Тьма тьмущая. Найдешь один такой галеончик… Виллу себе куплю на Антигуа… или на Барбадосе.

– Виллу? – Дотоле напряженно вглядывавшаяся в темноту Анна обернулась к Мите. – А ты там бывал? На Барбадосе-то?

– Нет, пока не был. Деньги копил. И путеводители для туристов изучал. А ты?

– На Барбадосе и Антигуа не была, а в Санто – Доминго приходилось.

– И как там? – Митя вытащил весла из воды, и в наступившей тишине стало слышно, как с них стекает струйками вода.

– Здорово. Пальмы, песок, музыка. И шум прибоя. И яркие звезды величиной с тарелку на черном небе… Пожалуй, над твоей идеей стоит подумать. Может быть, я тоже поеду с тобой на Барбадос. – Анна снова обернулась вполоборота вперед и включила фонарик.

– Правда? – Обрадовался Митя.

Он опустил весла в воду и сделал мощный гребок, за ним еще и еще. Молодая кровь, вспененная изрядной дозой адреналина, побежала по сосудам вдвое быстрее, требуя для застоявшихся мышц физической нагрузки.

– Тише! Стой! – почти крикнула Анна. – Труба…

Повинуясь команде, Митя энергично принялся табанить, погасив скорость почти до нуля. Он оставил весла и осторожно, стараясь не раскачивать лодку, развернулся на скамье и включил свой фонарь.

Встретившись на трубе с лучом ее фонарика, его луч опустился чуть ниже, выхватывая из темноты корабельную надстройку, достиг поверхности воды и заметался вправо-влево. Корпус парохода еще был под водой, да и большая часть надстройки тоже. Из воды выглядывала только та часть, которая была выше самой верхней палубы.

– Это он. – От волнения голос Анны сел и стал глухим и низким.

Пароход был совсем рядом, метрах в двадцати, не дальше. Митя снова взялся за весла и аккуратно подвел свой челнок к ограждению палубы. От близости цели, от ощущения собственной удачливости ими овладело чувство радостного, эйфорического возбуждения, заставлявшее их делать необдуманные, суетливые, избыточные движения. Едва нос лодки коснулся парохода, Анна, бросив фонарик, перебралась через перила и кинулась к заветному окну, Митя – за ней, но, сообразив, что непривязанную лодку обязательно унесет, вернулся обратно. Анна, оказавшись в полной темноте, тоже поняла, что делает что-то не то.

– Аня, иди сюда, – позвал ее Митя, привязывая лодку к перилам. – Возьми фонарь, я вытащу инструмент.

Они перенесли инструмент к окну каюты второго помощника, Митя влез внутрь, принял инструменты у Анны и помог ей забраться в каюту.

Оглядываясь, она обвела фонарем по периметру. Прямо у окна стоял стол, на который она опиралась, забираясь в каюту. Вокруг стола – три стула. И стол, и стулья стояли прочно, не двигались и не качались. Видимо, были намертво прикреплены к полу. Напротив окна, в противоположной стене – дверь с вентиляционной решеткой в самом низу. Анна шагнула к ней, намереваясь открыть ее и выглянуть в коридор, но задела ногой за что-то тяжелое, лежащее на полу, и едва не упала. Она посветила себе под ноги. Это был старинный телефонный аппарат, лежащий в жидкой грязи, покрывающей пол каюты. То ли от ее толчка, то ли раньше, аппарат свалился на бок, а трубка, слетев с причудливо изогнутых рожек, отлетела от него на длину соединявшего их шнура. Анна нагнулась, подняла аппарат и поставила его на стол, потом вернулась к двери, попробовала ее открыть. Бесполезно. Защелку прихватило намертво. Рядом с дверью, торцом к ней, стоит диван. Вернее то, что от него осталось. Его обшивка сгнила полностью, и теперь он был похож на некую постмодернистскую инсталляцию, ощетинившуюся разнокалиберными пружинами.