Затонувший мир

На многих стеблях уже не было цветов, но Аксель тщательно разглядывал их в поисках новых бутонов, и надежда светилась в его глазах. Наконец он выбрал большой цветок, росший возле самой стены, снял перчатки и своими сильными пальцами оторвал его от стебля. Когда он понес его на террасу, цветок начал искриться и растворяться, выпуская пойманный свет на волю. Постепенно цветок истаял, испарился — лишь черные лепестки остались нетронутыми, — а воздух вокруг Акселя заиграл ослепительными огненными паутинками. Вечер вдруг переменился, словно пространство и время неуловимо сместились. Ротонда, сбросив темную вуаль, засветилась внутренним светом; так бывает, когда приснится детство.

Вскинув голову, Аксель снова вгляделся в равнину за стеной. Солнце освещало теперь лишь самый краешек горизонта, и огромная орда, заполонившая было почти четверть равнины, сейчас опять отступила к горизонту, резко отброшенная течением времени, и казалась неподвижной.

Цветок в руке Акселя истаял до размеров наперстка, черные лепестки сложились в коробочку. Напоследок из нее сверкнула слабая искра, и Аксель почувствовал, что цветок умер.

Вокруг дома сомкнулись сумерки, протянув длинные языки темноты к равнине, и горизонт слился с небом. Клавесин молчал, и цветы времени, не колеблемые более прекрасной музыкой, стояли неподвижно, словно вдруг окаменели.

Несколько минут Аксель смотрел вниз, пересчитывая оставшиеся цветы, потом обернулся и кивнул графине — она шла через террасу, парчовый подол шелестел по узорным плиткам.

— Какой прекрасный вечер, Аксель… — Она сказала это так, будто благодарила мужа за бархатные тени на лужайке и свежий воздух. Ее лицо было спокойным, волосы, собранные на затылке, удерживались драгоценной заколкой. Глубокое декольте обнажало высокую изящную шею. Аксель глядел на нее с любовью и гордостью. Он подал ей руку, и они вместе сошли в сад.

— Один из самых долгих вечеров, — согласился Аксель и добавил: — Я сорвал прекрасный цветок, дорогая, настоящую драгоценность. Если повезет, он подарит нам несколько дней. — Он нахмурился и помимо воли глянул поверх стены: — Кажется, они все ближе и ближе с каждым разом.

Графиня улыбнулась и крепко сжала руку любимого.

Оба они знали, что сад времени умирает.

* * *

Спустя три вечера — так и рассчитывал граф, хотя в душе и надеялся, что это произойдет не так быстро, — он сорвал в своем саду следующий цветок.

Когда он взглянул за стену, орда заполняла едва ли не все пространство равнины, протянувшись вдоль горизонта сплошной массой. Ему даже показалось, что он слышит глухой шум, на фоне которого выделялись крики и вопли, но граф быстро убедил себя, что все это лишь фантазия. К счастью, графиня сидела за клавесином и глубокие чарующие звуки фуги Баха легким каскадом лились на террасу, заглушая все остальное.

На равнине между поместьем и линией горизонта высились четыре громадных холма, их вершины четко рисовались на фоне неба. Когда-то Аксель обещал себе, что никогда не будет их считать, но их было слишком мало, чтобы забыть их число, особенно когда они так наглядно отмечали продвижение наступающей орды. Сейчас передние ряды уже перевалили через первый холм и были на пути ко второму; основная же масса сброда шла сзади, скрывая и вершину дальнего холма, и все необъятное пространство вплоть до горизонта. Теперь Аксель видел, сколько их. То, что на первый взгляд казалось ядром, было всего лишь маленьким передовым отрядом, одним из многих, что катились по равнине. Настоящий, реальный центр еще не появился, но Аксель легко подсчитал, что орда способна заполнить равнину от горизонта до горизонта.

Аксель поискал какие-либо машины, но все, как и прежде, сливалось в одну серую массу. Не было ни знамен, ни штандартов, ни бунчуков. Толпа согбенных оборванцев перла вперед, не замечая неба и, похоже, даже не подозревая о нем.

Неожиданно, как раз когда Аксель собирался повернуться, передовые ряды появились на вершине второго холма, а затем обрушились вниз и хлынули на равнину. Что ошеломило Акселя, так это невероятное расстояние, которое они покрыли, пока их не было видно. Их фигуры увеличились раза в два, теперь каждый был ясно виден.

Аксель быстро шагнул с террасы, выбрал цветок времени и сорвал его. Когда тот выплеснул весь свой свет, граф вернулся на террасу. Цветок сжался в черную жемчужину, но орда опять отступила к горизонту.

Затем он осознал, что горизонт теперь гораздо ближе, чем раньше: то, что он поначалу принял за горизонт, на самом деле было вершиной первого холма.

* * *

Когда он присоединился к графине во время вечерней прогулки, он ничего ей об этом не сказал, но она видела правду под его напускной беспечностью и сделала все, что могла, чтобы развеять его волнения и тревогу. Спускаясь по ступеням, она повела рукой на сад времени:

— Смотри, как прекрасно! Здесь еще так много цветов!