Читаем «Затоваренная бочкотара» Василия Аксенова. Комментарий полностью

Переклички со снами и мотивами других пассажиров в 3-м сне Вадима значительны. Сошлись три рыцаря – ср. «Блаженного Лыцаря» во сне Степаниды Ефимовны (стр. 55). На столе бутылка «Горного дубняка», бычки в томате – эти деликатесы из сельпо принадлежат миру Володи Телескопова, как и вопрос скотопромышленника относительно «халигалитета»: «В собственном соку или со специями?» (ср. Володину «тюльку в собственном соку»). Проклятия Вадима в адрес конкурента («Аббат, падла такая позорная») и далее его угроза: «Шкуры! Позорники! Да я вас сейчас понесу одной левой!» – также повторяют Володину фразеологию: «директор-падло» (стр. 6), «ворюги, позорники, сейчас я вас всех понесу!» (2-й сон, стр. 32). Бочкотара во сне Вадима плывет, тихонько поскрипывая, напевая что-то приятное и нежное, накрытая моим шотландским пледом, ватником Володи, носовым платком старика Моченкина – и в том же состоянии Глеб в своем 3-м сне застает Науку, которая «жалобно поскрипывает, покряхтывает, тоненьким, нежным и нервным голосом что-то поет. Какие-то добрые люди укутали ее брезентом, клетчатыми одеялами» (стр. 49). Бросаюсь, плыву – напоминает решительные действия в трудных ситуациях того же Глеба: «Плывем с аквалангами», «Бегу за Сцеволой» (стр. 18, 49) и др.

Немало в этом сне и советских клише из дискурса о колониализме и странах третьего мира: синие и золотые надежды и чаяния, наводнял слаборазвитые страны, опираетесь на Хунту, что вы готовите моей стране, нейтральная почва неслась в океане народных слез.

Пояснения к отдельным местам сна

На нейтральной почве сошлись для решения кардинальных вопросов три рыцаря. – Зачин сна синтаксически, а также лексически («три рыцаря») напоминает вступления к главам гоголевской «Страшной мести» (1831): «На пограничной дороге, в корчме, собрались ляхи и пируют уже два дни»; «В городе Глухове собрался народ около старца бандуриста и уже с час слушал, как слепец играл на бандуре» (главы 8 и 16; Гоголь 1937–1952: I, 264, 279; курсив наш. – Ю.Щ.). Сходным образом начинается «Кому на Руси жить хорошо» Н.А. Некрасова: «В каком году – рассчитывай, / В какой земле – угадывай, / На столбовой дороженьке / Сошлись семь мужиков…».

Что касается меня, – говорит Сиракузерс, – то я от своих привычек не отступлюсь – всегда я наводнял слаборазвитые страны и сейчас наводню. – Вы опираетесь на Хунту, сеньор Сиракузерс говорю я. – Есть грех, иной раз опираюсь. – Комизм словоупотребления наводнять – в том, что газетный штамп лишен здесь необходимого дополнения в творительном падеже (ср. ранее: «Сиракузерс, наводнивш[ий] беззащитную Халигалию своими мясными консервами, паштетами, бифштексами, вырезками, жюльенами из дичи», стр. 9). Характерным приемом советского юмора, начиная с Ильфа и Петрова, является остранение официозных метафор – «наводнять» (изделиями), «опираться на» (военно-промышленный комплекс, реакционные круги и т. п.) – путем их переноса, с непринужденной сменой синтаксиса и сочетаемости, из их обычного ригидного контекста (такого, как газетная статья, юбилейный доклад, праздничные лозунги) в неформальный разговор частных лиц. Другой пример аналогичного обращения со штампом, правда, не политическим, а литературно-очерковым, находим мы в аксеновской повести «Мой дедушка – памятник». Ее герой, пионер Стратофонтов, разговаривает со своим старшим другом – капитаном дальнего плавания Николаем Рикошетниковым:

Сердце Геннадия часто забилось.

– Да вы же, наверное, избороздили всю Океанию?

– Да, избороздил, – скромно ответил Николай.

(Аксенов 1972: 15)

Как видите, Диего вырвался вперед. – Диего Моментальный – давний соперник Дрожжинина в борьбе за расположение халигалийских девушек (см. 2-й сон Вадима, стр. 33).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Разговоры об искусстве. (Не отнять)
Разговоры об искусстве. (Не отнять)

Александр Боровский – известный искусствовед, заведующий Отделом новейших течений Русского музея. А также – автор детских сказок. В книге «Не отнять» он выступает как мемуарист, бытописатель, насмешник. Книга написана в старинном, но всегда актуальном жанре «table-talk». Она включает житейские наблюдения и «суждения опыта», картинки нравов и «дней минувших анекдоты», семейные воспоминания и, как писал критик, «по-довлатовски смешные и трогательные» новеллы из жизни автора и его друзей. Естественно, большая часть книги посвящена портретам художников и оценкам явлений искусства. Разумеется, в снижающей, частной, непретенциозной интонации «разговоров запросто». Что-то списано с натуры, что-то расцвечено авторским воображением – недаром М. Пиотровский говорит о том, что «художники и искусство выходят у Боровского много интереснее, чем есть на самом деле». Одну из своих предыдущих книг, посвященную истории искусства прошлого века, автор назвал «незанудливым курсом». «Не отнять» – неожиданное, острое незанудливое свидетельство повседневной и интеллектуальной жизни целого поколения.

Александр Давидович Боровский

Критика / Прочее / Культура и искусство