Затворники

Пока Мишель объясняла мне, почему я не могу остаться на стажировке, комната наполнилась летними сотрудниками, которые, напротив, могли остаться. Говорили, что в эту партнерскую программу отбирают лишь немногих выпускников из лучших школ, и с этими выпускниками работают быстро и негласно, дабы обеспечить их будущие успехи. Когда меня приняли в эту программу, я решила, что произошла ошибка, но к концу того лета узнала, что в жизни редко случаются ошибки.

Штатные сотрудники были вынуждены присутствовать здесь, и хотя они не носили бейджики с именами, я узнала некоторых из них: молодого помощника куратора отдела исламского искусства, прибывшего прямиком из Пенсильванского университета, куратора отдела древнеримского искусства, который часто снимался в сериале о древних цивилизациях, выпускаемом PBS[7]. Все красивые, строгие и недоступные вживую. Мой рюкзак, который я держала на весу, показался мне еще более тяжелым, когда я поняла, что все остальные уже избавились от своих сумок.

– Я вернусь через несколько минут, – сказал Патрик. – Возьмите кофе, – он указал на кофейники, – а потом мы отправимся в Клойстерс. – Он осмотрел комнату – его рост позволял ему увидеть всех присутствующих. – Рейчел еще нет. Но я уверен, что вы знаете некоторых других практикантов, верно?

Я собиралась ответить, что не знаю, но Патрик уже отошел, чтобы обнять за плечи пожилого мужчину в поношенном твидовом пиджаке. Я почувствовала, как по моему боку стекает струйка пота, и прижала руку к телу, чтобы остановить ее продвижение.

Именно поэтому я приехала сюда пораньше: чтобы не пришлось вступать в уже начавшийся разговор. Когда ты приходишь первой, у людей не остается выбора, кроме как заговорить с тобой. К тому времени как собралась группа, я уже с удовольствием расположилась бы в кругу таких же ранних посетителей. Вместо этого стояла, цепляясь большими пальцами за лямки рюкзака, и обводила взглядом комнату, пытаясь сделать вид, будто ищу друга. Хотя предполагалось, что это будет приветственный завтрак, на самом деле он не был первой встречей и знакомством для основной массы присутствующих. Когда я смотрела на людей, разбившихся на группы, на то, как они разговаривали друг с другом, мне становилось ясно, что за последние четыре года у них уже была возможность познакомиться друг с другом разными способами – на симпозиумах и лекциях, на последующих званых ужинах и посиделках с выпивкой. Я придвинулась поближе к одной такой группе, чтобы хотя бы послушать их разговор.

– Я выросла в Лос-Анджелесе, – рассказывала одна девушка, – и это совсем не так, как считают люди со стороны. Все думают, что здесь одни знаменитости, очищение соками и все такое прочее. Но у нас есть и настоящее искусство. И оно процветает.

Люди, собравшиеся в кружок, закивали.

– Честное слово, прошлым летом я работала в галерее Гагосян[8] в Беверли-Хиллз, и к нам приезжали Дженни Сэвилл[9] и Ричард Принс[10], которые выступали с лекциями для художников. Но у нас есть не только большие галереи, – продолжала она, потягивая напиток из стеклянного бокала ручной работы.

Я воспользовалась паузой, чтобы протиснуться плечом вперед в круг, и была благодарна, когда девушка слева от меня сделала шаг назад.

– У нас также есть экспериментальные площадки и общественные художественные проекты. Одна подруга даже руководит арт-коллаборацией в области еды и современного искусства под названием «Активные культуры».

Теперь я смогла разобрать имя на бейджике девушки: «Стефани Пирс, современная живопись».

– Когда я прошлым летом был в Марфе… – начал другой участник группы. Но фраза замерла на его устах, потому что Стефани Пирс повернулась к входу, где Патрик увлеченно беседовал с девушкой, чьи волосы были настолько светлыми, что этот оттенок мог быть только натуральным. Девушка посмотрела прямо на меня через всю комнату, затем убрала прядь волос за ухо и что-то негромко сказала Патрику. Что бы он ни ответил, это заставило ее рассмеяться, и глядя, как вздрагивает от смеха ее тело – изящное, худощавое, с намеком на мягкость, – я особенно остро осознавала контраст с моей собственной внешностью.

Будучи юной, я представляла, какой красавицей стану. Думаю, все женщины так делают. Но грудь у меня так и не выросла, а нос слишком выделялся среди прочих черт лица. Мои темные кудри можно было назвать скорее непокорными, чем романтичными, а веснушки, неравномерно разбросанные по лицу и рукам, под летним солнцем восточного Вашингтона делались густо-коричневыми. Единственное, что было во мне красивого, – это большие, широко расставленные глаза, но их было недостаточно, чтобы компенсировать всю остальную мою невзрачность.

– Это Рейчел Мондрей? – спросила девушка рядом со мной. Стефани Пирс и еще несколько человек из группы закивали.

– Я познакомилась с ней во время встречи перспективных студентов в Йеле, – сказала Стефани. – Она только что окончила университет, но уже почти год работает в Клойстерсе. Она была принята на работу после того, как провела прошлое лето в Италии, в коллекции Каррозза.