– Ну, вот и девять дней уже прошло… – негромко сказал отец, и Кирилл с тревогой посмотрел на него. В чём он всегда был уверен на все сто, так это в том, что родители по-настоящему любят друг друга. И теперь, после смерти мамы, ему было страшно за отца. Но тот старался бодриться, поправлял венки, разглаживал растрёпанные ветром чёрные ленты с серебристыми надписями «От любящих друзей», «От скорбящих коллег» и расспрашивал сына о планах:
– Когда ты к себе?
– Я с тобой останусь, пап, – решительно сказал Кирилл, хотя ещё несколько минут назад не знал, как поступить. Вернее, знал, как надо. Однако было так непросто отказаться от привычной жизни, планов и друзей, что он до последнего колебался. Но сейчас неожиданно для себя испытал облегчение, как бывало с ним, когда принимал правильные, хотя и непростые решения. Ну, значит, так тому и быть. Работу он себе и здесь найдёт. Должен найти…
Отец, похоже, обрадовался, хотя все эти дни и хорохорился и делал вид, что не нуждается в постоянном присутствии сына.
– До сорока дней побудешь? – сквозь показную лёгкость отчётливо сквозила надежда.
Кирилл почувствовал, как сжалось от любви и сострадания горло, и покачал головой:
– Пап, я насовсем.
– Как насовсем? А твоя работа?
– Ты не поверишь, но тебя я люблю сильнее. Пока мама была с тобой, я мог себе позволить заниматься карьерой. Теперь не могу. И не хочу.
Отец почему-то посерьёзнел и внимательно посмотрел на сына.
– Ты скоро заскучаешь, Кирилл. Ты же здесь почти пятнадцать лет не живёшь. Отвык уже. У нас другой ритм и вообще всё другое…
– Ничего, как-нибудь привыкну. Всё же я здесь жил когда-то…
– А работа? Или ты собираешься сдать московскую квартиру и заделаться рантье?
– Мне вчера Сёмка Рукавишников звонил. Узнал, что я здесь, и зовёт на местное телевидение.
– Да уж, твой масштаб, ничего не скажешь. Да ты же и не телевизионщик, ты художник, творец. Не зря тебя сам Карапетов на все свои фильмы зовёт. Это тебе не хухры-мухры. Это признание твоего таланта.
– Разберёмся, пап. Я просто хочу быть с тобой. Понимаешь?
– Это я понимаю. Но ещё я понимаю, что не хочу, чтобы мой единственный сын загубил свой дар ради меня. И мама бы не хотела.
– Ты со мной в Москву поедешь? – быстро спросил Кирилл, заранее зная ответ.
– Нет, но…
– Ну, значит, и я туда не поеду.
Утром Тимофей вспомнил о вчерашнем вечере и неожиданно для себя быстро собрался и вышел на улицу, забыв телефон. А ему было нужно позвонить Льву. Пришлось вернуться. Продюсер – про себя назвав приятеля этим словом, Тимофей ухмыльнулся – долго не отвечал, потом всё же сонно откликнулся:
– Чего тебе надобно, старче?
Тон у него при этом был примерно такой, как у пушкинской рыбки в последнюю встречу со стариком. Это он зря. Тиф не деликатный подкаблучник, его недовольным голосом не испугаешь. Тимофей фыркнул и дурашливо пропел в трубку:
– Хочу серебра и злата!
– Ну, хоть бы раз позвонил просто так, – обиделся Лев. – Вечно тебе от меня что-то нужно.
– Можно подумать, что ты мне звонишь просто так, справиться о моём самочувствии и настроении. Короче, можешь на карту мне немного скинуть?
– У нас с тобой разные представления о том, что такое немного. Сколько точно?
– Хотя бы пять.
– Я же говорил, что разные. Ладно.
– Только прям сейчас.
– Ладно.
– Прям совсем сейчас, а не после утреннего кофе.
– Садист. И почему я тебя терплю?
– Я твой шанс разбогатеть и прославиться, – напомнил Тимофей.
– Призрачный, – не согласился Лев.
– Лучше такой, чем никакого, – закончил разговор Тиф и напомнил: – Я жду-у.
Через минуту блямкнкнл сигнал смс, Тимофей удовлетворённо улыбнулся и направился в сторону цветочного магазина.
Дом родителей Марины при свете дня и вблизи произвёл на него ещё большее впечатление, чем из окна машины ночью. Ничего так живут люди. Тимофей нашёл на кирпичном столбе у калитки кнопку и нажал на неё…
– Дом Васениных, – солидно уведомил кто-то, наверное, охранник.
Фамилия показалась Тимофею очень знакомой, но раздумывать было некогда, и он, стараясь, чтобы голос не звучал просительно, ответил:
– Здравствуйте, я к Марине…
– К Марине Романовне? – уточнил всё тот же голос.
Тимофей заколебался – отчества вчерашней знакомицы он не знал, – но всё же ответил утвердительно:
– Да.
– Как доложить?
– Тимофей…
– Больше ничего? Никаких уточнений? – удивился голос.
– Да, она меня знает именно так.
– Всё понятно. Ждите…
Тимофей на шаг отошёл от забора и оценивающе посмотрел на два букета, которые купил на деньги, переведённые Львом. Неплохие цветы, даже обитательницам такого дома должны понравиться. Тут он вспомнил фамилию Марины и забормотал:
– Васенины… Васенины… Марина Романовна…
Тут же мелькнула догадка, и Тимофей довольно громко выпалил:
– Роман Васенин! «ВасКо»! Точно!
Он оглянулся на переговорное устройство на столбе, опасаясь, что его услышали, и больше вслух ничего не говорил, хотя мысли одолевали. Тут динамик ожил, и охранник пригласил:
– Проходите, пожалуйста.