Заулки

Прав он, прав тысячу раз, – ворочается в темноте Димкиного отчаяния. И Болванкой звали меня не зря. Не просто за большую башку, но и за глупость тоже. И ведь доставалось не раз за этот язык. Помнится, в слободе принялся объяснять пацанам, что такое мороженое. Толковал-толковал, запутался вконец – они же его никогда не видели. Ну, как объяснишь, что бывает такое белое, сладкое, мягкое, твердое и ледяное среди летней жары? Отлупили за вранье. Или начал хвастать про семиэтажные дома в городе. А выше двухэтажных они никогда не встречали, да и не верилось им никак – хату на хату еще можно поставить, но вот чтоб сверху еще несколько… Отлупили. Боже мой, какие были невинные наказания – смажут пару раз по скуле, отсидишься где-нибудь в кустах, отхныкаешь, сопли размажешь – и прошло. Теперь он во взрослом мире, Димка, тут спрос другой.

Бегают, бегают мысли в голове Димки. А девушка с ясным лицом сияет над головой у Серого, ликует – нет у нее оспы, нет. Да что такое оспа? Рябинки на лице, тьфу, ерунда.

– Слушай, Серый, а как бы мне Чекаря увидеть? Поговорить бы.

Серый цыркает сквозь сомкнутые зубы – плевок летит через всю комнату, как из шприца. Другой теперь Серый – не тот, что встретился на вокзале, не тот, что весело вихлялся в «щели» за стойкой, сыпал прибауточками, анекдотами.

– Чекаря ты теперь не увидишь. Дурак он – с тобой встречаться? И знать он тебя не знает. Восемь макух дал поиграть – да кто поверит?… Сказка. Когда надо, подойдут к тебе двое-трое пацанов, с ними будешь толковать обо всем.

– А если пойти в эту хату с рулеткой, найти?

– Только не со мной, – говорит Серый. – Я ни при чем. А тебя туда кто пустит? Не майся, Студент, все будет нормально, твоя забота малая.

– А когда они ко мне подойдут?

– Я ж сказал – не майся? Сам не знаю. Про то думают, кому надо. Отдыхай.

«Отдыхай»! Димка скрючился в углу кровати, впитывая тепло от печной остывающей стенки и никак не насыщаясь им. Что ж, выходит, никуда уже не денешься? Ну, никак, никак? Даже если им все удастся, и они оставят Димку в покое, как быть после этого, как? Много всяких грехов в его короткой жизни, многое Димка не любит в себе и не прощает, но иудой он никогда не был, ударов в спину не наносил. Да вовсе не кары судебной боится Димка – тут Чекарь с Серым правы, не будет Евгений Георгиевич звонить в милицию, поднимать людей на ноги. Но как жить потом, презирая самого себя?

Вот и есть ты, Димка, нечаянный доносчик и наводчик, мерзкий шпик, ябеда, наушник. И ведь сам, не понимая того, пообещал Чекарю, когда брал от него эти самые деньги, несчитаные мятые бумажки, восемь макух! Обрадовался, что словами отделается! Вот и цена слов… Да лучше б его Чекарь самого за этим золотом послал: иди, добывай колечки и браслетики. В этом было бы какое-то уважение к Димке.