Заулки

«Надо идти, – решает Димка. – Худо, если Серый начнет догадываться, что я просто трус». Он встает, улучив минуту, когда весь столик занят спором. Лишь зоркоглазый – хоть вроде и пьян изрядно – Инквизитор хватает Димку за руку:

– Куда ты, Студент? Рано.

– Да вот приятель, – бормочет Димка. – Я сейчас в общежитии, оно закрывается… комендант… истопница…

Инквизитор недоверчиво поднимает бровь, но отпускает Димку. У столика как раз выясняют вопрос, сильно ли попы помогли в войне и как это немцы наших перехитрили – стали вовсю церкви открывать, звон разрешили. Глазенки Инквизитора горят жгучим интересом. Димка знает – за воротником рубахи у бывшего бойца-похоронщика проглядывает иной раз засаленный кожаный гайтанчик с крестом, хоть старик и старается застегиваться на все пуговицы. Прощай, загадочный Инквизитор!

Димка идет к двери, и Серый по-приятельски широко улыбается ему. Может, это для него и есть дружба? Если один подчиняется другому? Уже в двери, когда Серый, пропуская Димку, делает шаг в сторону, Димка сталкивается с новым гостем. Гвоздь! Но это не тот Гвоздь, которого он привык видеть здесь. Округлое, крепкое лицо его сейчас одутловато, под глазами провисли складки, глаза и вовсе скрылись в наплывах век, поглядывают на мир и злобно, и тоскливо. Кажется, каждый шаг дается ему с трудом, и, боясь повернуться, он держит голову неподвижно на плотной своей бычьей шее. Из-под рыбьего меха серенькой солдатской шапки стекают капли воды – мокрые у него ворот гимнастерки, подворотничок. Словно из-под струи холодной воды выскочил Гвоздь. Он смотрит прямо, в упор на Димку, а затем с трудом, медленно, как будто со скрипом заржавевшего шарнира, поворачивает голову к Серому, страдальчески морщась, водит зрачками сверху вниз и снизу вверх, изучая фигуру незнакомого ему парня. Затем спрашивает у Димки:

– Куда?

– Мы вот вдвоем, – ежась, объясняет Димка. – Я сейчас в общежитии живу, а это сосед, кореш. Мы вместе.

– Ага, – выдыхает Гвоздь густой воздух. И, не поворачиваясь, говорит Серому: – Смылься. Чтоб сегодня тебя в зоне видимости не было.

Серый колеблется. Но он понимает, что Гвоздь из тех людей, которых надо принимать серьезно. У Серого отточенный жизнью лисий нюх, быстро он чует, по зубам ли ему добыча. И, как бы ни были осторожны и затуманены болью глаза Гвоздя, Серый знает также, что этот литой, тяжелый, как булыжник, парень раскусил и его курточку, и клеши, и сапожки, и челочку и уже хорошо усек, что, при всем своем фартовом и блатном виде, Серый – лишь полуцвет, последняя спица в уголовном мире Инвалидки, что шестерит он при настоящих урках. А Гвоздь стоит чуть отодвинувшись и давая место Серому – проскользнуть. В павильоне уже увидели Гвоздя, и быстро, как бы сам собой, освобождается проход к его столику и стулу.

– Ну, хорошо, значит, пока, – -бросает Серый скороговоркой и быстренько ныряет в щель, слегка зацепившись о тяжелого Гвоздя. Дверь скрипит и хлопает. Гвоздь поднимает руку и трясет ею, приветствуя друзей. Но в лице его – мука движения.

– Что у тебя случилось? – спрашивает он у Димки одними губами.

Сколько же это он воды холодной на себя ухнул? – думает Димка. Он должен был еще дня два гудеть, такие уж привычки у Гвоздя.

– Почему случилось? – неуверенно спрашивает Димка.

– Сейчас ты мне объяснишь, – говорит Гвоздь. – Или ты случайно приходил сегодня?

Он прикрывает глаза от яркого света лампы под потолком. Димка робеет – очень уж мрачен растревоженный и поднятый из своей берлоги Гвоздь.

– Да ничего особенного, – бормочет он.

– Ничего особенного, когда на заднице чирей, и то неприятно, – хрипит Гвоздь и, усевшись на свой стул, требует мрачно: – Пива… Кто сегодня именинник?

Культыган светится счастьем. Ну что это было бы за празднество без Гвоздя?

5