– Могли бы и приказать, – добавил Бурденко. – Идет война, а вы на службе. Но лучше, если согласитесь добровольно. Подумайте! Вы переросли уровень лазарета, в госпитале принесете больше пользы. Во-первых, усовершенствуете свои методы, во-вторых, обучите им коллег. После той операции на артерии многие желают перенять ваш опыт. Скажу больше. Я поддержал ваше предложение по организации помощи раненым в масштабах фронта. Брусилов согласился и направил запрос в Главное санитарное управление империи. Думаю, разрешение мы получим. А кто будет заниматься всем этим, если не инициатор проекта? И как это сделать, сидючи в лазарете?
Он лукаво посмотрел на меня. Соблазняет, демон! Но он прав.
– Мне позволят проститься с персоналом лазарета?
– Как только поправится Алексеев, – кивнул Загряжский. – Кстати, не пора ли его навестить?..
Свечения для Алексеева я не пожалел, так что встал он скоро, а через неделю вернулся к исполнению обязанностей. А я поехал в лазарет. Что вам рассказать о прощании? Денег у меня хватало, и я закатил прощальный банкет. Столы накрыли для всех, включая санитаров. Им, конечно, отдельно. Карловичу я подарил полевой набор хирурга, сделанный в Швейцарии. Он размещался в специальном саквояже, где для каждого инструмента имелось свое место.
– Дорогой подарок, – оценил Карлович, любовно перебирая блестящие инструменты. – Не стоило так тратиться.
– У меня есть деньги, – махнул я рукой. – Получил остатки наследства. А вам нужно.
– Жаль, что покидаете нас, – вздохнул Карлович. – Хотя я этого ожидал. Вы слишком хороши для лазарета. Правда, питал надежду, что это случится не скоро. Бог вам в помощь! Не забывайте старика!
Я пообещал. Мы обнялись и расцеловались. Мише я подарил «браунинг» и заверил, что не забуду. В ответ тот вздохнул и поблагодарил. Познакомился и со своим сменщиком – долговязым и носатым хирургом. На банкете он сидел возле Леокадии и что-то шептал ей на ушко. Та в ответ краснела и хихикала. Спелись. Ну, и ладно.
Проводы получились шумными и душевными. Было много слов и пожеланий. Я и Леокадия пели – дуэтом и поодиночке. Она больше не куксилась на меня и согласилась составить компанию. Я был затискан и расцелован сестрами милосердия. Утром все вышли меня провожать. Подкатила коляска, и я отправился к новому месту службы.
Разницу между фронтовым врачом и хирургом военного госпиталя я ощутил сразу. Для начала меня поселили в роскошной квартире. Гостиная, спальня, кабинет. Добротная мебель, электричество, ватерклозет, ванная. Стоило это удовольствие сто пятьдесят рублей в месяц – больше моего месячного жалованья. Ну, и нахрен такое удовольствие? Я сказал об этом Загряжскому.
– Не беспокойтесь, Валериан Витольдович! – улыбнулся он. – За квартиру будет платить госпиталь.
– Это, что, всем так? – удивился я.
– Не всем, – согласился он. – Но ваш случай особый. У меня много обращений с просьбой об операции на простате. Прослышали. Пишут даже из Москвы. Люди готовы платить. Отчего же не помочь, не в ущерб раненым, конечно? В перерывах между поступлениями партий можете оперировать. Часть денег за операции пойдет на оплату вашей квартиры. Все официально. Согласны?
– Да, – сказал я. – Но у меня есть предложение. Пусть мне ассистируют желающие перенять эту методику.
– Сам хотел об этом просить, – кивнул Загряжский. – Похвально, что не таите секреты.
– А зачем?
– После войны могли б открыть клинику и разбогатеть.
– Простат хватит на всех.
– Но вы все же закрепите приоритет. Напишите об операции в медицинский журнал. Я присовокуплю свою рекомендацию.
– А врачебная тайна?
– В статьях пишут: «пациент А.», – улыбнулся начальник госпиталя. – Хотя вы правы – слух разошелся. Сделаем так. Поведем с десяток удалений, накопим статистку. Статья от этого только выиграет.
– Согласен.
– Ко мне обращаются начальники госпиталей и лазаретов, – продолжил Загряжский. – Узнали, что вы будете служить здесь, и просят разрешить их хирургам присутствовать на ваших операциях. Не возражаете?
– Нет, конечно.
– Договорились. Оперируйте и ни о чем не беспокойтесь! При малейших затруднениях обращайтесь ко мне. Отечеству нужны ваши золотые руки и светлая голова!