Зауряд-врач (СИ)

Горецкий подчинился. Они вышли из квартиры. Ольга посмотрела на Довнар-Подляского. Тот сделал тоже. Некоторое время они стояли молча и ничего не говорили.

– До завтра! – сказала, наконец, Ольга и протянула ему руку.

Он осторожно взял ее и коснулся губами незакрытого перчаткой запястья. Его голова оказалась совсем близко, Ольга не удержалась и потрогала его волосы. Они оказались мягкими…

***

И вот что в ней такого? Невысокая, худенькая, с конопушками вокруг аккуратного носика. Воробышек. Только не робкий, а задира. Такой налетит, да так клюнет, что мало не покажется. Это по глазам видно. Они у нее серые, под ресницами-опахалами. Умненькие такие глазки… И тело у нее, как у мраморной статуэтки. Идеальное сложение для такого роста. Вот где порода проявилась, не то, что у меня. Небольшая, но красивая грудь, ноги стройные, с маленькими изящными ступнями. Плавная линия бедра. Кожа белая и нежная, как у ребенка. М-да, что-то я как подросток…

С чего меня к ней тянет? Ну, принцесса, ну, наследница престола. Мне-то что? В царские зятья я не рвусь. В генеральских нахлебался, век бы этих рож не видеть…

Почему Ольга не сестра милосердия? Не мещанка какая-нибудь? Все было бы проще. Но мещанка из нее, как из меня негр. Власть в каждом движении скользит – за версту видно. Привыкла повелевать, хотя со мной держится робко. Вот такое странное сочетание.

В третий и последний ее визит мы немного поговорили. И я, и Горецкий пришли к выводу, что сеансы нужно прекращать – пациентка выглядит здоровой. Будет рецидив, повторим, но пока хватит. Мы опять посидели за столом, немного попели, после чего фрейлина ловко увела лейб-медика. После их ухода мы некоторое время молчали.

– Я вам нравлюсь? – внезапно спросила Ольга.

– Да, – не стал скрывать я.

– И вы мне. Вы добрый человек, хотя поначалу показались строгим.

– Хирурги добрыми не бывают, – возразил я. – Они делают людям больно.

– Для того чтобы спасти их. Хотя ваши сеансы были приятны.

– Вы – особый случай. Во всех смыслах.

– Знаете, Валериан Витольдович, – сказала она. – Грех так говорить, но я рада, что заболела белокровием. Иначе не повстречала бы вас.

– Встретились мы еще до лечения. В госпитале.

– Тогда у меня не было повода сойтись с вами ближе.

– У наследниц так строго?

– Еще как! – хмыкнула она. – Знаете, что меня подкупило в вас? Отсутствие подобострастия. Вам плевать на титулы и должности. А еще вы смелый и решительный человек. Мне это по сердцу.

Она выразительно посмотрела на меня. Я подошел и обнял ее. Она приникла ко мне и затихла. Я погладил ее по голове, затем чмокнул в подставленные губки. Невинно так, но она раскраснелась.

– Говоря о решительности, я не призывала вас целовать меня, – сказала она лукаво и отступила. – Вы наглец, господин зауряд-врач!

– Брось! – покачал головой я. – Ты этого хотела, как я, впрочем.

– Мы перешли на «ты»?

– Разумеется, – сказал я и вновь обнял ее. – Оставь свои церемонии для других. Для меня ты не наследница престола. Просто женщина, к которой я испытываю влечение.

Мы вновь поцеловались, в этот раз по-настоящему. Затем еще и еще.

– Хватит! – сказала она и уперлась руками мне в грудь. – Не нужно больше. Я теряю голову, а это плохо. Мне следует придти в себя и разобраться в чувствах.

– Как скажешь, – кивнул я и отступил.

– Послезавтра я уезжаю в Москву, – продолжила она. – Вместе с матерью. Она завершает дела в Минске, и у меня нет повода остаться.

– Когда вновь приедешь?

– Боюсь, не скоро. На фронте затишье, раненых мало. С лечением справляются на местах.

– Я могу приехать в Москву. Возьму отпуск. Думаю, мне дадут.

– Не стоит, – покачала она головой. – В столице я на виду. Твое появление заметят. Пойдут слухи и разговоры.

– Нам-то что? Пусть говорят!

– Ты не понимаешь, – она вздохнула. – Я не мещанка какая-нибудь и даже не графиня. Появление у наследницы предмета страсти – политический фактор. Об этом послы доносят своим правительствам. В высших кругах начинают прикидывать политические расклады. И первым, кто от этого пострадает, будешь ты. Могут убить.

– Некоторые уже пытались! – хмыкнул я. – Их уже закопали.

– Мне импонирует твоя смелость, – сказала Ольга. – Но я прошу тебя быть осторожным. Ради меня! – она прижала руки к груди.

– Угораздило же меня влюбиться в наследницу!

– Ты жалеешь? – глаза у нее повлажнели.

– Нет! – сказал я и обнял ее. – Ни о чем не жалею и сделаю так, как ты просишь.

– Мы будем писать друг другу.

– У меня плохой почерк.

– Я разберу, – улыбнулась она, отстранившись. – Только пиши. Я буду ждать твоих писем.

– На какой адрес слать? Москва, Кремлевский дворец?

– Нет, конечно! – засмеялась она. – Держи! – она достала из сумки листок. – Здесь адрес Лены. Письма будешь отправлять на ее имя. В конверт вложишь другой – для меня. Она передаст.

Умная девочка! Все предусмотрела.

– Ладно! – сказал я.

– А еврейку эту отошли! Мне неприятно знать, что она подле тебя.

– Я к ней равнодушен.

– Все равно! – топнула она ножкой.