Заведение матушки Ним

И все же у матушки Ним можно было найти и такую редкость. Когда-то, лет шестнадцать назад, на базаре продавали рабов – мать с ребенком. Мать была сильной, крепкой женщиной, еще годной рожать, и на нее скоро нашелся покупатель. А вот дочь оказалась странной. Она и выглядела непохожей на обычную одиннадцатилетнюю девочку: рыхлое пухлое тело, одутловатое лицо, голубые глаза навыкате и пунцовые яркие, но какие-то бесформенные губы, вывернутые ноздри, редкие волосы. Кроме того, на руках и на ногах у нее было по шесть пальцев. Но, что хуже всего, девочка, казалось, совсем была лишена человеческого понятия. Она не отвечала на вопросы, не слушалась приказов надсмотрщика, только улыбалась и повторяла "НЕне, НЕне".

Словом, всем стало ясно, что девочка – идиотка, и никто не хотел покупать ее. Никто, кроме матушки Ним. Наша хозяйка дождалась, пока цена на рабыню упала до нижнего предела, скупо отсчитала серебро, протянула девочке очищенный стебель сахарного тростника, который продают на базаре египтяне, и сказала:

– Пойдем со мной, НЕне.

И девочка отозвалась на новое имя и пошла вслед за матушкой Ним, радостно грызя лакомство и пуская слюни.

Нене оказалась удачным приобретением. В мире не так уж мало извращенцев, но девочка нравилась не только им. Она была удивительно покорной и ласковой, и встречала посетителей веселого дома искренней улыбкой и не менее искренними объятьями. "Мужчины – те же дети", – говорила довольная матушка Ним. – "Больше всего на свете они любят, когда их любят." А Нене любила всех на свете. Во время шумных пирушек она своими неловкими шестипалыми руками сплетала венки из петрушки и сельдерея и украшала потные головы пьяниц. Она одинаково охотно растирала и мускулистые плечи молодых воинов, и сморщенные спины стариков. Она с радостью мыла ноги любого, кто приходил в наш дом и вытирала их льняным полотенцем с таким тщанием и заботой, точно это был ее новорожденный ребенок.

А вот детей-то у Нене и не было. Хитрая матушка Ним, едва замечала признаки того, что женщина понесла, тут же давала ей выпить приторно-сладкий сироп корня совиной травы. И несчастная идиотка скидывала плод. Так продолжалось долгие девять лет, но постепенно до нее дошла связь между питьем и потерей ребенка. И однажды, когда хозяйка заведения в очередной раз принесла ей чашку с сиропом, Нене исхитрилась и не выпила зелье. Еще более хитрой показала себя она, когда в течение четырех месяцев тщательно скрывала признаки беременности. А когда ее положение стало явным, уже ничего нельзя было поделать.

Так Нене дала жизнь. Но, видно, не судьба была ей насладиться материнством. Утром женщина родила дочку, а уже к полудню умерла.

Матушка Ним и все обитательницы заведения очень горевали. Они одели Нене в платье из золотистого виссона, украсили ее запястья эмалевыми браслетами и обложили тело белыми розами, со стеблей которых были срезаны все шипы. Так ее и похоронили, в драгоценном наряде среди самых роскошных цветов.

А дочь Нене, на удивление, выжила. Ее вскормила своим молоком рыжая моавитянка, в чьей пышной груди оказалось довольно пищи для двоих младенцев. Девочке сейчас семь лет. Она живет в заведении матушки Ним и уже учится танцам и пению. Она умненькая, хорошенькая и, конечно, как и ее мать, со временем станет шлюхой. Но второй Нене она не станет. Не может два раза в одном месте появиться исключение из правила. Ведь девка не может быть ни честной, ни чистой.

Щипачиха

Задумывались ли вы когда-нибудь, куда пропадают девки, когда состарятся? Не думаю, чтобы это вас волновало. Но каждая обитательница квартала Цветов, в полдень, умываясь, с тревогой разглядывает свое лицо, шею и тело. Сперва (и очень скоро) пропадает свежий цвет лица. Потом появляются зеленоватые тени вокруг глаз. Потом тяжелеют бедра. И дальше, все быстрее и быстрее – мелкие морщинки вокруг рта, побледневшие губы, потерявшая форму грудь, обвисший живот. И все. Век девки короток.

Так куда же мы уходим, когда теряем товарный вид? Самые удачливые и наглые, успевшие подкопить денег, безжалостно вытягивая их у горожан и заезжих купцов, открывают свои заведения. Редкие счастливицы, которым повезло покорить сердце какого-нибудь вельможи и родить ему сына, перебираются в его гинекей, не на первые роли, конечно, но все-таки это крыша над головой и кусок хлеба до конца дней. Бывает еще какая девка слюбится с рыбаком или мелким торговцем, он выкупит ее и, глядишь себе, она уже стоит, как хозяйка, на пороге его хижины, окруженная парой-тройкой ребятишек, и ждет мужа на ужин с промысла.

Кое-кто из наших пропадает невесть куда, чтобы лет через десять появится в образе сгорбленной крючконосой сводни, из тех, что прельщают сердца невинных девиц посулами и соблазняют юношей пойти туда, где пьют вино и играют в кости.

А остальные просто растворяются в Городе, словно и не было их никогда.