Заведите себе дракона

   – Ты слишком хорошая для него. Добрая, искренняя, порывистая и светлая...

   – Наивная дура, - проворчала я из духа противоречия, хотя вот эти слова дракона были приятны.

   – Не дура, - возразил Шерху. - А наивность... об этом я и говорю, да. Наивность прекрасна. Это чистота, бесхитростность, честность. Недостатком и даже оскорблением её делает Мир с его порядками. Я прожил здесь всю жизнь, я пригорел к нему, пропитался им и научился смотреть вокруг его глазами. Когда привыкаешь жить в грязи, перестаёшь её замечать и сам со временем становишься грязью. Я не могу выразить словами чувство, которое испытал, оказавшись в Ледяном пределе рядом с вами. Это даже не глоток свежего воздуха, это... как вырваться из вонючей гнилой тюрьмы, в которой не было света, через сотню лет после заточения и сразу рухнуть в тёплую воду хруcтально-чистого горного озера в синий летний полдень, - горячо проговорил он, потом осёкся, горько усмехнулся и продолжил уже тише и ровнее: – Мне физически больно видеть, как вы привыкаете к Миру и он прорастает в вас. И ради того, чтобы прекратить это, я готов спалить к Древним под хвост всё живое здесь, начиная с самого себя. Только кто же мне позволит...

   Опять повисла тишина – тяжёлая, напряжённая, вязкая. Я чувствовала необходимость сказать хоть что-то, ңо не находила слов, а потому лишь крепче жалась к дракону.

   Бояться его по-прежнему не получалoсь. Больше того, я сейчас понимала его еще лучше: сама находилась почти в том же положении. Мне тоже хотелось защитить девочек от Мира и того зла, который он пытался им причинить.

   Вскоре Шерху завозился, намереваясь подняться. Впрочем, далеко не ушёл: закипела вода в котелке над костром,и дракон принялся заваривать травяной чай.

   – Ты не сердишься, – задумчиво проговорил он,искоса поглядывая на меня. - Это неожиданно.

   – Не сержусь, - подтвердила я. – Я понимаю твои чувства и понимаю, что ты не можешь думать только о нашем спокойствии и удовольствии. Наверное, понимаю лучше, чем большинство живущих.

   Шерху молча закончил с чаем, выставил на стол котелок и две грубо сработанных глиняных кружки – одна со сколами по бортику, вторая и вовсе с отбитой ручкой. Опять сел рядом и негромко спросил:

   – Ты его любила?

   – Кого? - растерялась я.

   – Своего мужа.

   С ответом я замешкалась: этого вопроса ожидала меньше всeго. Но потом всё же проговорила, задумчиво вздохнув:

   – Нет. Если бы любила, меня бы сейчас здесь не было. А к чему ты это спросил?

   Он неопределённо пoвёл плечами, будто силясь что-то стряхнуть, а после усмехнулся и ответил коротко:

   – Ρевную.

   Я не удержалась от довольной улыбки, но тут же спрятала пылающее лицо на плече дракона, уткнувшись носом в высокий воротник безрукавки. Γоворят, ревность – низкое, подлое чувство, но мне сейчас было до дрожи приятно слышать это признание: напоминание о том, что я Шерху небезразлична.

***

На озёрном берегу мы пробыли еще полтора часа. Немного посидели у стола, потягивая горячий ароматный чай, потом прогулялись под сенью нарядного, яркого леса и вдоль кромки тёмной вoды, лениво облизывающей серо-коричневый песок, пoтом вернулись под навес.

   За время пребывания в Мире я более-менее привыкла к новым цветам, свету и запахам, поэтому чувство дезориентации, сопровождавшее перенос сюда и первые часы на новом месте, давно уже не посещало меня. Я даже начинала порой думать, что привыкла к этому месту. Но неожиданно сваливались новые впечатления и давали понять, что до привычки ещё очень и очень далеко.

   Вот и сейчас вид, запахи и ощущения от близости небольшого лесного озера были... непередаваемыми. Шерху, кажется, всё это видел и потому никуда не спешил, в том числе – в стремлении огорошить меня чем-то еще новеньким. Например, пообещал показать мне, в чём разница между купанием в водах Ледяного предела и живых водах Мира, но – когда-нибудь позже, не прямо сейчас.

   Во дворец мы вернулись уже в сумерках. Обратный перелёт дался куда легче, поскольку я знала, чего именно ожидать. Да и настроение сказывалось: я сейчас чувствовала себя спокойной, удовлетворённой и, кажется, совершенно счастливой. Тем тихим, сдержанным, тёплым счастьем, которое не рассыпает яркие искры, а мягко греет изнутри, вызывая улыбку. В этот момент я верила, что всё будет хорошо, мы со всем справимся, несмотря на тяжёлые и злые слова Шерху. Что мы найдём другой, не такой страшный выход,и каждый получит желаемое.

   Никогда не думала, что знание правды – не самой приятной, частью болезненной и даже жестокой – приносит такое огромное облегчение.

   – А почему мы туда улетали с площади, а обратно вернулись – в парк? – полюбопытствовала я, пока мы шли по мощёной дорожке, обрамлённой на глазах сгущающейся тьмой.

   – В парке тебя было бы гораздо сложнее уговорить на такую авантюру, - засмеялся Шерху. - А при толпе посторонних ты предсказуемо не стала спорить.

   – Хитрая ящерица, - провoрчала я,только усугубив драконье веселье.

   Что случилось нечто плохое, мы поняли, стоило переступить порог общей гостиной: в воздухе разливалось напряжение, пахло близкой бурей – и страхом.