„Господи, пожалуйста, умоляю тебя, прогони это одиночество“.
Ноэль схватил палто и, не говоря ни слова, прошел мимо отца Рафферти, который гладил жилет. Он закрыл за собой дверь и зашагал по улице, готовясь поймать первое попавшееся такси. Брат явился без предупреждения. Лора открыла дверь. Ее лицо озарила счастливая улыбка. Она провела его в теплую гостиную. Ноэль опустился в кресло. В комнате было темно, не считая горящей лампы у стула, на котором лежала открытая книга. Брат понял, что прервал ее. Его смущение застало его самого врасплох. — Тебе будет уютнее, если я включу свет? — спросила она, догадываясь, что он чувствует.
— Нет, — извинился он, — прости, мне не следовало приходить. — Ноэль склонил голову, чтобы не встречаться с ней взглядом.
— Я думаю, именно это тебе и было нужно. — Лора улыбнулась. — Позволь, я угощу тебя чаем, и мы поговорим. Он кивнул.
Позже она сидела на стуле, на котором читала, а Ноэль рассказывал ей о друге, погибшем в аварии. Он говорил ей о своем гневе и стыде. Он говорил о боли, сожалениях и даже о страхах. Потом она обняла его, и он плакал на ее плече. Лора поглаживала его по спине и говорила, что ему полегчает. Ноэль ощущал на своей шее ее дыхание, вдыхал аромат ее духов и чувствовал, как она грудью прижимается к его жакету. Он отпрянул, испугавшись, что не сможет совладать со своими эмоциями. — Мне пора.
Лора кивнула:
— Если тебе что-нибудь понадобится…
Он кивнул в ответ.
Она проводила его до двери, и Ноэль обнял ее.
— Спасибо, — сказал он.
— Обращайся в любое время, — грустно ответила она.
Лора смотрела, как он идет по дорожке и закрывает ворота. Он не обернулся. Ноэль отправился домой пешком. Он шел более часа, но ему показалось, что всего несколько минут. Голова болела.
„Я желал ее. О Боже, помоги мне, я в таком смущении! Пожалуйста, Боже, я принадлежу тебе, дай мне сил!“
После похорон Шон отправился прямиком в паб. Он сел в углу бара, вывернул все карманы, выложил деньги перед собой на стойку и заказал виски, затем еще и еще. Он пил, пока оставались деньги. Он ни с кем не общался, что, наверное, удивило нескольких завсегдатаев. Когда он свалился со стула, бармен прекратил его обслуживать. Шон не спорил — он просто взял оставшиеся деньги и поковылял прочь. Он ушел так же тихо, как и пришел. По дороге домой Шон завернул в магазин. Его чуть не хватил удар, когда он увидел, что наличных не хватит даже на сэндвич. А тут еще смесь из двенадцати порций виски и свежего воздуха ударила ему в голову, и у него подкосились ноги. Шон не помнил, как добрался до дома. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что сидит на своем любимом стуле. В ту ночь он так с него и не встал. Он сидел в темноте и пил, задаваясь вопросом: „В чем смысл?“
На следующий день он взял недельный отпуск, в течение которого не выходил из своей маленькой гостиной. Он не мог читать и смотреть телевизор, слишком болели глаза. Он не мог слушать музыку, звуки раздражали его, он почти ничего не ел. Он даже не мог спать и пил до тех пор, пока не впал в небытие. Он игнорировал телефонные звонки и не открывал дверь, когда звонили.
Ему все время казалось, что скоро придет Джон, и на мгновение все будет хорошо. Джон повернется и скажет: — Боже, брат, да ты похож на кусок дерьма!
Шон кивнет и улыбнется.
— Ну и напугал же ты нас, — скажет он, а Джон сядет на кровати и ухмыльнется:
— Мне нравится эта лампа.
— Это не смешно. Мы подумали, что ты умер.
Шон отойдет к окну, зачарованный сияющим солнцем, которое словно танцевало в воздухе, как ярко-оранжевый воздушный шар. И услышит за своей спиной смех Джона.
— Никто не умирает — мы просто уходим в другой мир, только и всего.
Шон попытается отвернуться от окна, но не сможет оторвать взгляда от солнца.
— Что ж, я рад, что ты остался, — ответит он, борясь с собой и пытаясь повернуться к Джону.
— Я не остался.
Освободившись каким-то образом, он обернется, но будет слишком поздно: перед ним пустая кровать. Затем он просыпался, пугаясь собственных криков. Сон повторялся, только менялись детали: вместо танцующего солнца он видел желтую луну или белое облако. Однажды это была шоколадная конфета. Он пил уже пять дней, когда в замке повернулся ключ и вошла Джеки, девушка, с которой он иногда встречался. — Привет! Кто-нибудь есть?
Будучи не в состоянии ответить, Шон продолжал сидеть, пьяный, истощенный, измученный видениями и последствиями алкогольного отравления.
Он встала над ним, оглядывая разруху, которую он устроил за последние пять дней: пустые бутылки, выстроившиеся на полу, гора окурков в пепельнице и запах, от которого у нее сперло дыхание. У Шона были совершенно больные глаза. Он не мылся и не переодевался уже пять дней. Пожелтевшие пальцы тряслись. Он обливался потом.
— О боже! Что ты с собой сделал?
Вместо ответа Шон, уставившись перед собой, глубоко затянулся. Девушка не понимала, игнорирует он ее или же не знает о ее присутствии.