Заверните мне луну

Земля у куста легла наконец-то твердым слоем. Я встала, чтобы полюбоваться своей работой. — Выглядит хорошо. Точно знаю, что летом он будет великолепен. Я думаю соорудить вокруг твоей могилы оградку. Ты не поверишь, сколько людей ходит прямо по могилам. Вскоре я ушла, даже не заплакав. Я была сильной. Я правильно поступила. Я выжила — как отец и предрекал мне. Я зашагала к машине, держа в руках лопатку.

Глава восьмая Мама

В течение трех месяцев мама и Энн боролись за мировой рекорд по максимальному количеству телефонных зонков на мой номер. Пока я не пригрозила, что отрежу свою линию, они не прекратили. Пришло время собрать осколки и начать жить дальше, но нам мешал вопрос с водителем. Незамысловатый тест показал, что он в тот вечер был трезв, чего нельзя было сказать о его жертве. Следствие установило, что автомобиль ехал на разрешенной скорости когда Джон, вдрызг пьяный и обкуренный, выскочил перед ним на дорогу, мужчина не смог затормозить, так как тормоза, которые ему в тот день отрегулировали в автосервисе, были неисправны. Дальнейшее расследование вело к возможному признанию виновным механика, обслуживающего машину. Я не знала этих людей и не желала с ними знакомиться. Я оказалась не той, о которых читаешь, — жаждущей справедливости. Как заключение в тюрьму какого-то незнакомого механика могло вернуть жизнь? Я не чувствовала необходимости избавляться от горя, причиняя страдание другим. Мне было легче убедить себя в том, что это страшный несчастный случай.

Мама пришла в замешательство. Ей казалось, что я не смогу жить дальше, пока виновный не понесет ответственности за содеянное. Я же понимала, что не смогу продолжать жить, пока не избавлюсь от обвинений в адрес виновной стороны. А может, я ставила себя на место Джона и знала, что виновата не меньше, чем механик и водитель. Каждый из нас вложил свою лепту в эту историю. Водитель же переживал все по-своему. Он отказывался оставаться в одиночестве. Ему необходимо было, чтобы родители Джона и я, его девушка, знали, что он соболезновал. На дознании он разговаривал с матерью Джона. Ему удалось пожать руку его отца, однако я там не появилась, а ему так не терпелось излить мне душу.

Я подняла с коврика, лежащего у входной двери, письмо. Оно, видимо, пролежало там неделю, прежде чем я взяла его вместе с разными счетами и листовками. Я открыла счета и тут же вгляделась в цифры: уж не собираются ли меня ограбить? Деньги автоматически снимались с банковского счета, так что о просроченных платежах можно было не волноваться. Я испытала некоторую признательность системе за то, что оплата взималась чёрез банк. Ведь справиться со всеми счетами за коммунальные услуги, что приходили на мое имя, было бы для меня сложновато. Листовки я тут же отправила в мусорное ведро. Я без задней мысли открыла кремовый конверт и, не задумываясь, развернула листок бумаги такого же цвета. В верхнем правом углу страницы я увидела незнакомый адрес. Я прочла две строчки, и мое сердце бешено заколотилось, отчего рука, державшая письмо, задрожала. — О боже.

Уважаемая Эмма!

Меня зовут Джейсон О’Коннор. Я водитель, который находился за рулем в ночь, когда погиб ваш молодой человек, Джон Редмонд.

Я свернула листок и села на диван, положив голову между трясущихся коленей. «Иди прочь».

Я позвонила Кло. Она зашивалась на работе, но приказала оставаться на месте и сказала, что приедет как только сможет. То и дело я теребила в руках листок, испытывая соблазн развернуть его, но когда попыталась, страх взял свое, и я закрыла написанное рукой. Я комкала его, как делал Джон, когда сильно волновался. У меня не хватило смелости. Это письмо снова возвращало меня в ту ночь, я даже ощущала в своем дыхании запах вина. Я чувствовала холодный воздух, твердую землю и окровавленные волосы Джона в своих руках.

Я продолжала сидеть на том же месте, когда через три часа Кло освободилась. Она, должно быть, увидела тот жуткий эффект, которое нежданное письмо произвело на меня, потому что она какое-то время молчала. Затем Кло разжала тиски, которые когда — были моей рукой, и забрала письмо. Затем осторожно открыла его и расправила на своей ноге.

— Хочешь, чтобы я зачитала? — спросила она.

— Нет, — последовал мой решительный ответ.

— Хочешь, чтобы я зачитала? — повторила она.

— Не знаю, — ответила я честно.

— Я сделаю чаю.

Я кивнула, проследовав за ней на кухню, словно привидение. Мы сели за стол, дожидаясь, когда остынет чай.

— Может, мне сначала прочитать его самой? — предложила она.

— Нет.

Я не хотела, чтобы ей пришлось что-то утаивать от меня, если письмо окажется совсем страшным. У нее и без того хватало бед.

— Прочти, — сказала я, хотя до сих пор не была уверена, что справлюсь с нахлынувшими эмоциями. — Хорошо, — выдохнула она.