Чем ближе я была к фейри, к самому Аварату, тем больше была вероятность того, что меня снова используют ему во вред.
О чем бы Итрис и Сирен, выйдя из комнаты, ни говорили, когда они вернулись, оба были абсолютно спокойны. Итрис позвала внуков за собой, чему они покорно подчинились, но сперва каждый из них украдкой бросил в мою сторону взгляд, который не остался незамеченным: шаги Итрис раздавались намного громче обычного, пока она шла к двери.
Какое-то время Сирен вел себя так, будто не замечал меня. Он вернулся к ниспадающему потоку воды, протянул руку, но замер прежде, чем успел коснуться его пальцем. Могу поклясться, что в тот момент, всего на секунду, я увидела, как в черных водных гранях мелькнуло лицо. Но оно исчезло так же быстро, как и появилось.
Впрочем, поразмышлять над этим мне не удалось: Сирен наконец заговорил. От его холодного, расчетливого голоса по спине пробежал холодок.
– Итрис настояла на том, чтобы я больше внимания уделил твоему
От его слов я вздрогнула.
– Мне помнится, ты сказал…
– Я все еще придерживаюсь своего мнения.
Наконец Сирен посмотрел на меня, и я почувствовала, как пропадает минутное облегчение, – и не только из-за его слов, которые, казалось, все еще вертелись у него на языке, но и из-за выражения лица. Прошел всего день, как меня спасли из Аварата, а я уже привыкла к мнимой свободе, какой бы незначительной она ни была.
– Но в чем-то Итрис права, – добавил он, всего на долю секунды переведя взгляд на мою грудь, но я все равно почувствовала себя неуютно. – Я совсем отвык. Все мы отвыкли. Я не позаботился о тебе и намерен это сейчас же исправить.
На этот раз он пальцами коснулся потока черной воды, и я увидела лишь его отражение в ней. В разные стороны разлетелись брызги, усеивая его лицо блестящими каплями. Затем он подался вперед и прижался вплотную к поверхности будто бы остекленевшего потока. Не получилось расслышать, что он говорил тому, кто ждал по ту сторону, но он точно разговаривал – я заметила, как шевелились уголки его челюсти. Я переступила с ноги на ногу, подавшись назад, чтобы увидеть то, что крылось за тонким слоем воды. Как я и предполагала, не было видно даже вглядывающегося лица Сирена, не говоря уже о втором (предположительно) фейри. С кем бы его собеседник ни говорил и откуда бы ни отвечал, он все равно находился в другом месте.
Только когда Сирен отошел от воды, скользнув по мне самодовольным взглядом, я поняла, что он промок до нитки. Все, начиная от его серебристых волос и заканчивая одеждой в тон, было насквозь мокрое и липло к телу еще с тех пор, как его прервала сестра. Шелк мало что скрывал. Каждая резкая линия, каждый изгиб и каждый мускул стали видны отчетливее, чем если бы на нем вообще ничего не было надето. Я была так сбита с толку, что не заметила этого раньше, но сейчас изо всех сил пыталась отвлечься на что-то и не смотреть на него.
Сирен между тем, похоже, совсем не замечал, как старательно я отводила от него взгляд.
– Террек, – наконец нашлась я. – Что бы он со мной сделал? Итрис была полна решимости увести меня от него подальше.
– О, на самом деле он безобиден. Скорее ты просто умрешь от скуки, нежели он попытается убить тебя. Хотя, если жить так долго, как мы…
– Итрис уже предупредила меня, – пробормотала я. – Судьба похуже смерти, и все в этом роде.
Краем глаза я заметила, как проворные пальцы Сирена начали развязывать шнуровку сзади и по бокам мантии; наконец она распахнулась, позволяя ему отодрать промокшие шелковые полосы от кожи там, где они прилипли.
Тело фейри, облаченное в намокшую ткань, походило на мраморную статую, состоявшую из резко высеченных линий. Его лицо состояло из тех же тонких черт, на воссоздание которых мог быть способен только самый гениальный скульптор. Каждый мускул его тела был вырезан с той же виртуозностью, что и скулы, выступавшие у самых уголков глаз. Как я ни старалась отвести от него взгляда, сопротивление становилось бесполезным.
Было такое ощущение, что я смотрю на что-то запретное. Он был совершенен, каждый мускул наполнялся силой и двигался, пока он осторожно спускал слои серебристого шелка с плеч, огибая твердые, очерченные кубики пресса. Сирен остановился, когда мокрая ткань так низко свисала с его талии, что чудом не соскользнула сама по себе и не растеклась по полу, будто еще одной лужей. Мой взгляд опустился ниже, вслед за поясом Адониса, но наградой моему любопытству послужила лишь ткань, прикрывавшая все его естество, которое было видно еще минуту назад… если бы я смотрела.
Но я не смотрела. Намеренно.
Взглянула только тогда, когда он отвернулся от меня, и я впервые увидела его открытую спину. По-настоящему посмотрела.