Завещание

Микки посмотрел на меня сверху вниз, но в остальном проигнорировал и сказал в трубку у своего уха:

— Хорошо. Тогда увидимся. Мы будем в комнате отдыха. До скорого.

— Джейк занят, — сказала я ему, когда он сунул телефон в задний карман.

— Думаю, Джейк никогда не бывает слишком занят для тебя, — ответил он.

Я подумала, что это было очень верно, и больше, даже в своем горе, мне очень нравилась эта мысль.

Микки отвел меня в пожарную часть, наверх, на потрепанный кожаный диван в комнату, в которой имелась полностью оборудованная кухня, большой стол и была удивительно чистой, как с иголочки. Я сумела сдержать слезы, а он придвинул ко мне стул и наклонился, упершись локтями в колени, держа меня за руки, слушая, как я рассказываю ему, кто такие Элиза и Арни (он знал о них, но не был знаком), когда пришел Джейк.

Я подняла голову и посмотрела, как он идет ко мне.

Такой высокий. У него такие широкие плечи. Такая твердая осанка.

Его глаза остановились на мне.

Микки отпустил мои руки и откинулся назад, пока я вставала, не сводя глаз с Джейка.

Потом я оказалась в его объятиях и снова разрыдалась.

— Ты… ты был… был прав, — пробормотала я, уткнувшись ему в грудь, обнимая его и крепко прижимая к себе.

— Ш-ш-ш, детка, нет, не был.

— Это… это… слишком.

— Ты справишься, — заявил он.

Как только он произнес это, его слова пронзили меня насквозь.

И в тот же миг я поняла, что он был и прав, и в то же время ошибался.

Когда мне позвонили из медицинской службы и сообщили, что бабушка умерла, я была на пляже в Малибу. Генри снимал модель, одетую в платье от кутюр за десять тысяч долларов, подол которого намок от того, что она стояла возле прибоя.

Он хотел, чтобы я прервала его, когда получу новости. На самом деле, когда позже я ему сказала, он рассердился, что я его не прервала, но пытался это скрыть из-за обстоятельств.

Теперь я знала, как сильно он этого хотел.

Но я не стала его прерывать.

Я тихонько направилась к палатке, установленной в качестве гримерной, которая, к счастью, была пуста, и выпустила свои эмоции в одиночестве.

И я чувствовала это.

Именно это.

Одиночество.

Острое одиночество.

Когда бабушки не стало, я чувствовала себя совершенно одинокой.

И потерянной.

И еще я боялась, думая, что Генри никогда со мной по-настоящему не будет, а с уходом бабушки у меня никогда больше не будет ничего.

Элиза Уивер не была бабушкой, но она была милой женщиной, потеряв которую, мир обеднеет.

Я понимала, что скорблю не только об Элизе, но и о еще более свежей потере — о бабушке, и еще более свежей, хотя и иной потере — Генри.

Но, потеряв все это, я больше не была одинока.

Микки нашел меня на улице и позаботился обо мне.

И Джейк был рядом, высокий, широкоплечий, сильный, прижимая меня к себе, его большое тело поглощало мою дрожь, как физическую, так и эмоциональную.

То, чего я никогда ни от кого не получала, даже от Генри.

Никого, кроме бабушки.

А теперь от Джейка.

Значит, он ошибся, и я не смогла с этим справиться. Одна я не смогла бы этого сделать.

Но я не была одна.

У меня был он.

Значит, он тоже был прав.

Я справлюсь с этим.

И мне это понравилось.

Но больше всего в тот мучительный миг я понимала, что люблю его, что в обычных обстоятельствах было бы печальным воспоминанием.

И я буду помнить, как стояла в объятиях Джейка Спира в пожарной части, оплакивая умирающего друга, потерю бабушки, конец того, что было с Генри.

Я буду помнить это всю оставшуюся жизнь.

И буду дорожить этим воспоминанием.

*****

— Эй! — услышала я оклик.

Я остановила тележку, которую с некоей настойчивостью толкала через «Wayfarer'S», и повернулась, чтобы посмотреть вдоль по проходу.

То, что я увидела, заставило мою спину выпрямиться.

Было воскресное утро, и я направлялась к Джейку, чтобы поужинать, посмотреть футбол и провести время с семьей. Придут Тейлоры. Коннеру не нужно было идти на работу. И я уговорила Джейка позволить мне готовить.

Я торопилась, потому что не могла дождаться, когда доберусь туда.

Но сначала мне нужно было набрать еды.

В пятницу Джейк свозил меня к Элизе.

С тех пор я не беспокоила Арни, а вместо этого в субботу позвонила преподобному Флетчеру, чтобы узнать, не случилось ли ужасного события.

— Пока нет, Джозефина, но очень скоро я ожидаю печальных новостей, — мягко сообщил он мне.

Я оставила все как есть, но попросила преподобного Флетчера дать мне знать, если он услышит какие-нибудь новости.

Пока ничего.

Отвлекшись от этих мыслей, мы с Алиссой (которой я позвонила, чтобы сообщить ей эту новость после того, как Джейк высадил нас с Итаном в Лавандовом Доме, потому что из хосписа нам нужно было ехать прямо в школу, чтобы его забрать) чудесно провели время в клубе Джейка накануне вечером.

Она уговорила Софи присмотреть за детьми, и Джуниор пошел с ней.

С Джейком (в основном, иногда у него были дела), мы все сидели в баре, выпивали и разговаривали.

Я обнаружила, что мне очень нравится Джуниор. Он был удивительно мягкосердечен, хотя его язык был таким же грубым, как и у его жены. Однако, странно привлекательно, когда это исходило от большого, пугающего вида мужчины с мягким голосом.