Завещание

Когда внутри нее зародилась и принялась расти новая жизнь, Анни почти сразу почувствовала это, физическое изменение, причем не в лучшую сторону. Словно кто-то чужой вторгся в нее и частично одержал над ней верх: ее начали посещать чувства и мысли, которые она не узнавала, словно они были и не ее вовсе, стала часто плакать без причины, боролась с то и дело накатывающимися приступами тошноты и мучилась от иррациональных всплесков эмоций – в общем, все то чисто женское, с чем прежде ей не доводилось сталкиваться, отчасти благодаря генетике, отчасти благодаря тому, что она активно боролась с этим всю жизнь, но теперь оно взяло над ней верх.

Она видела своего отца, узнавала его в своих поступках – нелогичных, совершенных под влиянием эмоций (впрочем, не всегда, временами в них присутствовала также холодная расчетливость), – и в то же время она не была им и никогда не хотела им стать, не должна была. Очнувшись после операции, Анни много чего перечувствовала, как оно обычно и бывает после наркоза, но только не печаль и сожаление. У нее было такое ощущение, что с ее глаз сорвали шоры, она снова могла запереть свои чувства и опять начать думать холодным трезвым умом, да еще если учесть, кто был отцом ребенка – в общем, все это лишь прибавило ей уверенности в правильности принятого решения.

Теперь же все было иначе. Во время этой беременности она чувствовала себя куда лучше, не испытывала сильных эмоциональных всплесков и довольно рано приняла решение, что она должна сохранить этого ребенка, но сделать это на своих условиях. Захочет Алекс быть участником – пожалуйста. Но она сможет все сделать и без него. Анни никогда не мечтала о жизни вдвоем, и она никогда не влюблялась в кого-то настолько сильно, чтобы ставить потребности мужчины выше своих собственных или даже просто идти на компромисс.

Вот почему она продолжала курить и делала это почти без малейших угрызений совести.

Вот почему ей было так сложно съехаться и жить вместе с Алексом. Пусть даже это было единственное, что он сейчас хотел.

Когда Алекс узнал, что Анни беременна, то тут же сделал ей предложение. Грохнулся на колени прямо посреди кафе и, пока Анни сгорала от стыда и смущения под обращенными на них взглядами, предложил ей свою руку и сердце.

– Нет, нет, – запротестовала она, – ты с ума сошел, я вовсе не собираюсь выходить замуж. Никогда в жизни. Встань сейчас же.

Поначалу он здорово расстроился, но когда понял, что она все-таки хочет оставить ребенка, то поднял ее на руки и закружил. Все вокруг смотрели, а он смеялся и кричал:

– Я скоро стану папой! Папой! Папа!

После чего повернулся к Анни и сказал ей с кривоватой улыбкой:

– Значит, еще ничего не решено. Ну ничего, я терпеливый. Моя любовь сломит все преграды. Вот увидишь.

И Анни рассмеялась и поцеловала его в ответ, но в глубине души этот инцидент ее почти не взволновал, все было как обычно, ничего особенного.

Когда Хассан заявился к ней в больницу после операции, на него было страшно смотреть. Аборт – смертный грех. Только не это, только не так. Неужели она не понимает, что сотворила с собой и плодом?

В общем, он не смог этого принять, у него в голове просто не укладывалось. Он сидел рядом с ее постелью, весь багровый от возмущения и плакал, ревел в три ручья из-за того, что она наделала, оплакивал свое неродившееся дитя, их любовь, ее любовь, недостаточно сильную, при этом сама Анни в тот момент способна была лишь испытывать чувство дискомфорта и, возможно, чуть-чуть неловкости из-за его появления в таком месте, и она надеялась, что он скоро уйдет. Да любой поймет, что никто не строит отношения или семью, полагаясь на одни лишь чувства.

В остальном ей нравилось быть с ним. Нравилось его прямота и открытость, его оливковая кожа и черные волосы, которыми, словно мехом, было покрыто почти все его тело, нравилось, что он пускался с ней в приключения, на плавучих ресторанчиках и в ночные клубы, нравилась его манера заниматься с ней любовью – жестко и бескомпромиссно, не слишком волнуясь о ее потребностях. То, как он тянул ее за волосы во время совокупления – ощущать себя беспомощной и подчиняющейся.

Но она никогда не задумывалась о совместном будущем. В своем будущем Анни видела только одного человека – саму себя. И еще где-то там, на буксире, навечно привязанные к ней братья и сестры. Они всегда будут вместе, как иголка с ниткой.

Пока к ней не переехал Лаури, ее друзья и знакомые ничего не знали о прошлом Анни. Знали только, что она родом из северной Финляндии и что выросла на крестьянском хуторе в глуши, но не знали всего, что касалось ее братьев, сестер, Пентти, Сири, всего того, что было ее жизнью, – разговоров об этом она с ловкостью избегала.