Завещание

Пентти не считал, что делает сыну подарок, предоставляя Тату свое личное пространство, где тот мог проводить все свое время. А он даже став взрослым, продолжал сбегать туда, когда окружающие становились слишком назойливыми или требовательными к нему. И теперь, когда ему в первые в жизни пришлось столкнуться с тяготами любовных отношений и нести ответственность за кого-то еще, кроме себя, он снова оказался в гараже. Только здесь он мог обрести покой. И ему было все равно, какими прозвищами награждали его братья и сестры, он лишь ухмылялся, когда их слышал, но сам себя он всегда представлял как Тату и никогда как Ринне.

Тату рано утратил всякое уважение к скорости и правилам дорожного движения. Он умел хорошо водить, если того хотел, но чаще всего он этого не хотел. К спиртному он подавно относился безалаберно и, несмотря на свои юные лета, имел порядочный опыт возлияний, спасибо генетике и, в не меньшей степени, широким взглядам на жизнь. Так что нетрудно было догадаться, какие последствия подобного отношения к алкоголю ожидали его, если он не пересмотрит свои позиции.

Короче говоря, Тату ни к чему не имел уважения и, по его словам, у него не было на это ровным счетом никаких причин. Зачем он должен меняться? Могут ли люди вообще меняться? Не лучше ли просто постараться жить бок о бок, а когда не получается, просто разойтись в разные стороны, пожелав друг другу долгой и счастливой жизни?

Благодаря своему стилю вождения он уже успел забрать две человеческие жизни. Слава Господу, что он был трезвым, когда это случилось, иначе наказание было бы куда серьезнее.

Все произошло на известном всей округе крутом повороте на окраине Рованиеми. Как раз ударили первые осенние заморозки, и дороги покрыло льдом, но Тату прошел поворот чересчур стремительно, вдобавок дело происходило в сумерках, и горе-водитель совершенно не заметил двух старушек, направлявшихся домой с церковного благотворительного базара.

Бум. Шмяк. Одна скончалась на месте, вторая – чуть позже в больнице, у нее открылось обширное внутреннее кровотечение, и ее, к сожалению, не сумели спасти.

Две женщины, шестидесяти и шестидесяти двух лет – их больше не было в живых из-за небрежной манеры Тату входить в крутые повороты и отсутствия уважения к правилам и вообще, к жизни. Ведь не скажешь же людям: просто держитесь подальше от Тату, и тогда все будет в порядке.

Это случилось в ноябре 1979, Тату всего несколько месяцев как получил свои первые водительские права. Прежде ему уже случалось улетать в кювет, ломая себе ребра и набивая синяки, но при этом никто больше не страдал, кроме него самого.

Заседание суда состоялось в апреле, спустя две недели, как Тату исполнилось двадцать. Его приговорили к тюремному заключению сроком всего на один год, но даже этот год показался вечностью и слишком суровым наказанием для Тату, но для семей погибших старушек это было слабое утешение. Позже братья и сестры дискутировали на тему, повлияло ли на решение судьи безнадежно изуродованное лицо Ринне.

Сири присутствовала на суде, а Пентти нет. Слишком много хлопот и слишком мало интереса к пятому сыну. На Тату это никак не повлияло, ему вообще было все равно, что говорил или делала его отец. Ни сейчас, ни тогда, ни потом.

Ему, конечно, было жаль этих двух престарелых теток, но в жизни Тату все было простым и понятным. Пока что-то на виду, значит, оно есть, но стоит ему исчезнуть, как его словно бы никогда и не существовало.

Проще говоря, хороша память, да коротка.

Как это ни странно, но в тюрьме Тату понравилось.

Четкий ясный распорядок дня и, пусть он скучал по гонкам на трассе и пьянству, он еще никогда не чувствовал себя так хорошо, как в кеминмааской тюрьме.

Тату был себе на уме, ни с кем не ссорился, следил за собой и добросовестно выполнял ту работу, которая была ему поручена, а предоставляемую ему свободу тратил на отжимания, подтягивания и курение, а еще на разборку и починку всего, у чего есть мотор.

За решеткой было лучше, чем дома.

Но всему хорошему когда-нибудь приходит конец, и Тату за примерное поведение досрочно освободили из тюрьмы, где он отсидел всего шесть месяцев вместо двенадцати.

У ворот тюрьмы его встречали Хелми и Вало. Они приехали на черном «Мерседесе» брата, потому что после той рвотно-зеленой «Лады» он – и вся родня, кстати, тоже – раскатывали исключительно на «мерсах», и ныне и присно, и во веки веков, аминь. Брат и сестра обняли Тату, вручили ему сигареты, бутылку «Коскенкорвы» с брусничным морсом и они все вместе отправились в Рованиеми, чтобы отпраздновать освобождение. Они отправились в Городской Отель не потому, что он был самым крутым, просто это было единственное открытое в этот поздний час заведение. И по дороге к нему Тату впервые увидел Ее. С большой буквы «Е».

Ее звали Синикка, и она была младшей сестрой Вели-Пекки Виртунен, школьного приятеля Воитто, рокера, которого Тату порой встречал на сходках байкеров, саму Синикку он в упор не помнил, но ей только исполнилось восемнадцать, так что это было вполне объяснимо.