Завещание алхимика

Сотрудницу звали Лавиния Федоровна, и, по причине преклонного возраста, она работала неполную неделю, поскольку передавала дела, готовясь – в который раз! – уйти наконец на заслуженный отдых. Или обречь себя на голодную смерть, поскольку при таком размере пенсии летальный исход наступит весьма быстро.

Вместо Лавинии Федоровны сегодня работала Валентина Петровна. Но, по ее собственному выражению, она оказалась по данной картине «не совсем в курсе».

– А кто в курсе? – Старыгин поглядел на часы и заметил, что провел уже сорок минут без всякой пользы.

– Может быть… – Валентина Петровна наморщила лоб.

– Не «может быть», – перебил Старыгин, – а точно! Я только прошу вас указать мне компетентного человека, а не пинать из кабинета в кабинет, как детский мячик. Итак, назовите имя!

– Вера Антоновна… – Отчего-то Валентина Петровна сморщилась и опустила глаза.

– Уже лучше! – обрадовался Старыгин. – Могу я с ней поговорить?

– Можете… – испуганно отвечала ему сотрудница, – но я бы вам не советовала сейчас ее беспокоить. Дело в том…

– Слушайте, мне это уже надоело! – закричал потерявший терпение Старыгин и рванул дверь кабинета Веры Антоновны.

Комната оказалась крошечной, да еще погружена в полумрак, потому что в ней были плотно задернуты занавески. Старыгин остановился на пороге, чтобы дать привыкнуть глазам к малому свету.

Женщина сидела за столом, низко опустив голову. Поверхность стола перед ней была совершенно пуста – ни папок, ни рисунков, ни клочка бумаги. Женщина задумчиво водила пальцем по стеклу на столе.

– Могу я войти? – Дмитрий Алексеевич, как ни был рассержен, все же вспомнил, что он воспитанный интеллигентный человек.

Хозяйка кабинета вздрогнула и подняла глаза.

– Вы… вы ко мне? – спросила она тусклым невыразительным голосом и включила настольную лампу.

Зеленый абажур оказался направленным на дверь, то есть яркий свет ослепил Дмитрия Алексеевича и вызвал новый приступ раздражения. Женщина за столом представилась ему на мгновение офицером гестапо из старого советского фильма, который направляет яркий свет в лицо партизанскому связному и произносит внешне спокойным скрипучим голосом:

«Будем признаваться или будем запираться?»

Возможно, Старыгин все перепутал, и вместо офицера гестапо в том фильме наличествовал следователь милиции, а несчастного партизана сменил матерый уголовник с татуировкой на волосатой руке, но прием с лампой оставался неизменным.

– Слушайте, перестаньте хулиганить! – громко сказал Старыгин. – Вы же все-таки на работе!

Она отвернула лампу, Дмитрий Алексеевич проморгался и сделал шаг к столу.

Женщина была худа и одета в черное, волосы свисали вокруг лица неопрятными прядями. Отчего-то Старыгину представилось, что во время еды волосы должны лезть в тарелку, от этой мысли его передернуло от отвращения.

Ему была безумно неприятна и эта полутемная душная комната, и эта странная тетка, сидящая тут в полном одиночестве и безделье. Но что делать, она в свое время принимала картину на хранение, только она может что-то знать. Хотя, глядя на эту ворону, он засомневался, что она может вспомнить что-то дельное.

– Вы ко мне? – повторила она испуганно.

– Если вы Вера Антоновна Семенцова, то к вам! – ответил Старыгин. – И… вы позволите?

Не дожидаясь разрешения, он пересек комнату и решительно раздернул пыльные тяжелые занавески. Нельзя сказать, что в комнату хлынул яркий свет, однако видимость явно улучшилась. Открыть форточку Старыгин без разрешения не решился и повернулся к хозяйке кабинета.

При свете дня выглядела она еще хуже. Очень бледное лицо, синяки под глазами, ни намека на косметику. Мелькнула мысль, что все не так просто, очевидно, женщина больна, но Старыгин не стал сосредотачиваться на этой мысли.

– Да, я Вера Антоновна, – с некоторым усилием ответила хозяйка кабинета, – слушаю вас…

– Извините, что беспокою, отрываю от дел, – в голосе Старыгина слышался некоторый сарказм, – но мне очень важно, просто необходимо выяснить некоторые подробности появления у нас в Эрмитаже одной картины.

– Какой картины? – Она подняла на Старыгина глаза, полные недоумения.

«Ау! – хотелось крикнуть Старыгину, как будто он был заблудившимся в лесу грибником. – Отзовитесь!»

– Слушайте, так дело не пойдет! – решительно сказал Дмитрий Алексеевич, придвигая себе стул. – Так у нас ничего не получится. У меня работа стоит, так что сделайте над собой усилие, перестаньте грезить наяву и мечтать о несбыточном, сосредоточьтесь на деле.

– Как вы сказали? – встрепенулась Вера Антоновна. – Мечтать о несбыточном? Это верно…

Старыгин почувствовал сильное желание отодвинуть свой стул подальше. А лучше всего вообще выйти из кабинета. Но как раз этого он и не мог себе позволить. Уже часа два он потерял – кстати, самое лучшее время для работы!

Он снова почувствовал признаки раздражения.