Завещание алхимика

На следующем рисунке Старыгин увидел другую часть той же самой комнаты. В нижней части листа был круглый резной столик на одной ножке, перед ним – два изящных кресла с массивными подлокотниками и ножками в виде львиных лап.

А вверху, на стене, висели две картины.

Старыгин в волнении задержал дыхание.

Это было именно то, что он искал!

Правая картина, несомненно, была та самая, над реставрацией которой он работал. Даже в таком уменьшенном изображении Старыгин смог разглядеть темную башню, увенчанную квадратными зубцами и неровными отверстиями бойниц, тяжелые, мрачные облака, холмы на заднем плане и крошечные фигурки убегающих людей… людей, убегающих от невидимой опасности…

Впрочем, теперь опасность не была незримой.

Рядом с первой картиной, слева от нее, была изображена вторая – и взгляд Старыгина остановился на ней.

Это, несомненно, была вторая часть диптиха.

На левой картине просматривался тот же пейзаж, та же бесплодная каменистая равнина с темными холмами на заднем плане. Вверху теснились такие же мрачные облака. Но в центре картины было изображено что-то непонятное, что-то удивительное – какое-то огромное колесо, катящееся вслед за людьми с первой картины.

Но почему они убегают от этого колеса? И почему на их лицах написан такой ужас?

– Аля, у тебя лупа найдется?

– Увеличительное стекло? – переспросила Алевтина, ничуть не удивившись.

– Ну да…

– Сейчас, где-то было… – и она удалилась на кухню.

А Старыгин, в ожидании увеличительного стекла, отстранился от рисунка и взглянул на него чуть со стороны.

Так он отчетливо представил себе, откуда покойный Волков рисовал этот интерьер.

Слева, в самом краю листа, было видно окно, чуть правее – прямоугольный выступ стены, что-то вроде колонны или, скорее, пилястра. Старыгин узнал это место – когда они с Лидией осматривали комнату старика, он запомнил прямоугольную колонну справа от окна. Видимо, дизайнер, который переделывал квартиру для нового владельца, решил сохранить эту колонну, которая придавала комнате изысканный исторический вид.

Однако кое-что здесь было не так.

Справа от колонны в стене виднелась небольшая квадратная ниша, которой сейчас точно не существовало.

Может быть, перестраивая комнату, строители сделали там встроенный сейф? Но тогда они должны были поместить тут же панель с кодовым замком. Или завесить дверцу сейфа какой-нибудь картиной, чтобы ее не заметил посторонний человек. Однако Старыгин точно помнил, что никакой картины на этом месте не было…

– Дима, вот тебе лупа! – удовлетворенно проговорила Алевтина, вернувшаяся из кухни.

Старыгин вооружился увеличительным стеклом и склонился над рисунком, чтобы разглядеть мелкие детали двух картин.

Первым делом он рассмотрел правую картину, ту, над которой он сейчас работал.

Рисунок был выполнен очень точно, на нем просматривались наряды убегающих людей – грубая ряса монаха, богатое платье знатной дамы, расшитый золотом камзол вельможи. Можно было разглядеть даже лица этих людей – лица, искаженные страхом…

Никаких сомнений у Старыгина не осталось, это была та самая картина, которую он сейчас реставрировал.

Только после этого он перевел увеличительное стекло левее, чтобы рассмотреть странный предмет на левой картине.

Ему отчего-то не хотелось этого делать, он как будто боялся того, что мог увидеть.

Преодолев странную робость, Старыгин пригляделся к колесу, катящемуся по мрачной равнине.

Нет, это оказалось вовсе не колесо.

Это была огромная змея, вцепившаяся в собственный хвост и глядящая перед собой мрачными свирепыми глазами.

Уроборос. Древний символ вечности, символ единства жизни и смерти.

Старыгин вспомнил, что уроборос использовали в своей практике средневековые алхимики. А также, что этот символ был известен с глубокой древности и всегда связывался с самыми жестокими и таинственными ритуалами…

Фридрих открыл глаза и приподнялся на тощем засаленном тюфяке. Его камера была маленькой и тесной, каменные стены источали холод и уныние.

Ему удалось заснуть совсем ненадолго, но даже этот короткий сон не принес отдыха – ему опять снилась та ночь в доме Толстого Ганса, покойного герцогского палача, снился тот ритуал, который навеки лишил его покоя…

Фридрих провел рукой по лицу, звякнув кандалами. Он отбросил навязчивый, неотвязный сон и вернулся мыслями к еще более тяжкой реальности.