Завещание барона Врангеля

Выслушав генерал-адъютанта, Николай не без труда оживил в памяти события четвертьвековой давности. Отправив есаула в Сибирь, он, помнится, не обрел желанного покоя. Записка придворного лекаря Мэквилла породила в нем ощущение страшной тайны, обладателями которой была мать-императрица и ее бывший личный врач Фрэнсис Уилсон. После неудавшейся попытки выведать у полковника Прозорова всю правду Николаю начали сниться жуткие сны. Его навещали пятеро повешенных… Они были в белых саванах с лавровыми венками в руках. Каждый из них надевал Николаю свой венок, который тут же превращался в змееподобную тварь…

И вот — есаул! Император полагал, что несчастный давно умер. Как ни противно было возвращаться к прошлому, Николай не мог оставить это дело без внимания.

— По-твоему, Василий Андреевич, цесаревич поспешил? — Внешне Николай выглядел совершенно спокойным.

Долгоруков не догадывался о душевных муках императора. Он вел свою игру.

— Ваше величество, эта история давняя… Александр Николаевич были тогда ребенком. Могут ли они судить о былых прегрешениях есаула?

«Так-то оно так, — думал Николай, — но гоже ли собственной рукой подрывать авторитет наследника! Хотя…»

— Ты прав! Есаул хитер. И труслив! Затеял тяжбу в обход меня… Однако в «прошении» нет и намека на раскаяние. И потом, что это за земля, коею будто бы брат жаловал его «за заслуги»? Чепуха!

Николай подзавел себя настолько, что мог перейти к главному и весьма деликатному вопросу:

— Скажи, Василий Андреевич, каким образом письмо Анцимирисова попало к Саше? — Николай понимал, что сим вопросом ставит Долгорукова в щекотливое положение: задним числом как бы благословляет на фискальство за собственным сыном. Но он знал, с кем имеет дело. Не зря, незадолго перед своей кончиной, он будет рекомендовать Долгорукова в преемники Орлову на посту начальника III отделения. Однако император недооценил своего визави. У Долгорукова не было сомнений относительно того, стоит ли показывать монарху полную меру своей полицейской предприимчивости.

— Ваше величество, прошение было передано цесаревичу генералом Остен-Сакеном в Кременчуге.

— Однако! — вырвалось у Николая противу его воли. Он вспомнил было забытое членство Остен-Сакена в Библейском обществе. Император давно считал оное прибежищем смутьянов. Боже, что подумают потомки! Кто скажет им правду о смерти брата? Не нарекут ли они наследника, занявшего престол «по Манифесту», братоубийцей? К тому есть причины: слухи… Якобы Александра заставили подписать-Манифест заранее, «на случай».

Николай нервно тряхнул головой.

— Верно, князь, безумцы много опасней, чем те, кто действует по уму, хоть и во зло. Не будем утруждать министра сим делом. Разберись с ним сам. Запроси-ка по секрету начальство Тобольского приказа о ссыльных, почему прошение Анцимирисова оказалось в Кременчуге. И что бы ни открылось, доложишь мне немедленно!

Напоследок, стараясь смягчить впечатление от своей заинтересованности никчемным есаулишкой, Николай произнес как можно мягче:

— Видишь ли, князь, многих, кто знал сию историю, сегодня нет в живых. Новых посвящать не хочу.

Гатчина, 13 января 1851 г.

Запрос Долгорукова в Тобольск по поводу ссыльного есаула дал неожиданный результат. Человек по фамилии Анцимирисов не значился в списках отбывающих наказание с 1840 года. Но и до этого времени вместо Анцимирисова в Тобольске проживал отпетый разбойник Федька Базлов. Последний признался под пыткой, что он бежал с каторги и «обменялся местом» с неким казаком…

Долгоруков поспешил в Гатчину.

Николай прогуливался по дворцовому парку, занесенному снегом, в сопровождении двух отменных борзых. Заметив спешащего к нему князя, он вверил собак егерю и медленно пошел вдоль аллеи. Услышав за спиной дыхание Долгорукова, император остановился и бросил через плечо:

— Право, князь, неужто так приспичило, что мчишься ко мне ни свет ни заря?

— Ваше величество, известие из Тобольска…

— Ну! — Николай резко повернулся лицом к помощнику военного министра и, наклонившись к нему всем корпусом, стал похож на бульдога, изготовившегося к прыжку.

Долгоруков рассказал Николаю о загадочном исчезновении есаула, не прибывшего к месту ссылки. Николай внимательно выслушал его, а затем резюмировал сообщение генерала на свой лад:

— Предчувствие меня не обмануло. Слишком милосердно обошелся я с этим сумасбродом! Все довольны, когда царь милует… Но был ли случай, чтобы хоть один из подданных справился: каково императору? — Николай медленно пошел по аллее, по обе стороны от которой возвышались сугробы. — Ищи теперь ветра в поле! — буркнул он себе под нос, и это замечание, как ни тихо оно было сказано, не миновало ушей Долгорукова.

— Ваше величество, это не совсем так… — князь забежал на полшага вперед Николая. — Я узнал интереснейшие подробности. Кто бы мог подумать! — задыхаясь от переполнявших его чувств, тараторил Долгоруков. — Давеча, ваше величество, я рассказывал о разбойнике… Он, будучи в бегах, случайно встретил есаула в окрестностях Томска. К сожалению, оный каторжник недавно умер.