Завещание чудака. Рассказы

Том Крабб был колоссом. Его рост превосходил шесть английских футов[52] на целых десять дюймов[53], а ширина плеч равнялась трем футам. Он имел громадную голову, жесткие черные волосы, совсем коротко остриженные, под густыми бровями большие круглые глаза, низкий лоб, оттопыренные уши, выдвинутые вперед челюсти, усы и рот, полный зубов (самые здоровые удары по физиономии до сих пор не вышибли ни одного из них). Туловище боксера походило на пивную бочку, руки — на дышла, ноги — на столбы, необходимые для того, чтобы поддерживать все это монументальное сооружение в образе человека. Его органы работали наподобие составных частей мощного механизма, которым заведовал. Джон Мильнер. Том Крабб пользовался славой в обеих Америках, но абсолютно не отдавал себе в этом отчета. Он ел, пил, упражнялся в боксе, спал, и этим ограничивались все акты его существования. Сознавал ли он смысл и возможные последствия происходящего, когда маршировал своими тяжелыми ногами рядом с погребальной колесницей, под шум громких рукоплесканий толпы? Если сознавал, то смутно, зато его импресарио прекрасно сообразил что к чему. На все вопросы репортеров (касавшиеся Тома Крабба) отвечал он, Джон Мильнер: вес — 533 фунта[54] до еды и 540 после; сила, измеренная динамометром,— 75 килограммометров; максимальная мощь сокращения челюстных мышц — 234 фунта-силы[55]; возраст — тридцать лет шесть месяцев и семнадцать дней; его родители: отец — скотобоец на бойне фирмы «Армур», мать— ярмарочная атлетка в цирке «Суонси». Что нужно еще для заметки о Томе Краббе?

— Он ничего не говорит! — заметил один из журналистов.

— Да, по возможности очень мало,— ответил Джон Мильнер.— Для чего давать лишнюю работу языку?

— Может быть, он и думает так же мало?

— А для чего ему думать?

— Совершенно не для чего, мистер Мильнер.

— Том Крабб представляет собой сжатый кулак,— прибавил тренер,— всегда готовый к атаке и к обороне.

Пройдя бульвар Гумбольдта по направлению к северо-западной части города, вы попадете в двадцать седьмой квартал. Приезжему может показаться, что он попал в тихую провинцию (хотя это выражение в Соединенных Штатах не имеет никакого значения). За Вабан-авеню начинается Шеридан-стрит, а на ней стоит семнадцатиэтажное здание скромного вида. В девятом этаже занимает небольшую квартирку из двух комнат Лисси Вэг, помощница кассира в магазине мод «Маршалл Филд».

Лисси Вэг принадлежала к честной, но плохо обеспеченной семье. Впрочем, и мать, и отец ее к тому времени уже скончались, оставив ей небольшие средства.

Мистер Вэг потерял все состояние в неудачной операции с акциями морского страхового общества, спешная ликвидация бумаг не дала никаких результатов.

После смерти родителей Лисси Вэг, с ее твердым характером, проницательным умом и уравновешенностью, нашла в себе достаточно сил, чтобы не растеряться и сохранить присущую ей энергию. Благодаря вмешательству друзей ее покойных родителей* хорошей рекомендации она получила приличное место в торговом доме «Маршалл Филд». Лисси Вэг исполнился двадцать один год. Среднего роста, белокурая, с глубокими синими глазами и нежным румянцем, она производила впечатление немного замкнутой девушки. Но порой серьезное выражение ее лица сменялось светлой улыбкой, придававшей ей неизъяснимую прелесть.

Мисс Вэг никогда не предавалась мечтам, которые часто кружат головы ее сверстницам. Из всех шестерых избранников она меньше всех взволновалась, узнав, что ей предстоит участвовать в погребальной церемонии, и даже хотела отказаться. Лисси пугала публичная выставка своей особы. Ее упорные протесты сумела победить только самая близкая из всех подруг.

Джовита Фолей была старше Лисси на четыре года, ее лицо, которое нельзя назвать красивым, искрилось оживлением и умом. Она горячо любила Лисси Вэг. Молодые особы жили в одной квартире и, проводя весь день в магазине «Маршалл Филд», где мисс Фолей служила главной продавщицей, всегда вместе возвращались домой. Редко видели одну без другой.

Лисси Вэг, уступив в конце концов увещеваниям подруги, все же не согласилась принять корреспондентов «Чикаго геральд». Тщетно Джовита уговаривала подругу не быть суровой — та ни за что не соглашалась стать жертвой газетных интервьюеров. После репортеров, без сомнения, явились бы фотографы, после фотографов — разные другие любопытные. Нет! Гораздо лучше не открывать своих дверей этим навязчивым людям.

— О, если бы я была на твоем месте! — сказала Джовита Фолей.— Во всяком случае, предупреждаю, что сумею заставить тебя выполнить все условия завещания! Подумай только, душа моя,— получить часть такого невероятного состояния!

— Я не очень-то верю в это наследство, Джовита,— ответила ей Лисси Вэг,— и если окажется, что вся затея— только каприз мистификатора, не буду огорчена.

— Узнаю мою Лисси! — воскликнула Джовита, обнимая подругу.— Она не будет огорчена... И это — когда речь идет о таком богатстве!

— Но разве мы с тобой теперь несчастливы?

— Счастливы, согласна. Но... Если бы только я была на твоем месте! — повторила тщеславная молодая особа.