Завещание каменного века (сборник)

— Ненормальная она, — рассудил второй паровозник, и тут же захрапел.

Свадьба у них расстроилась.

Не знаю, сдержала ли Тося свое слово: действительно ли никогда не садилась на поезд? Толик говорил — летом она хотела навестить родителей. Правда, в свою деревню она могла добраться пароходом. А насколько мне известно, на воде действует другой закон: «Человек за бортом!» — и все кидаются спасать.

Во сне я видел несущийся паровоз и крохотного человечка, стоящего на шпалах. Паровоз сигналил, а человек не уходил.

Меня разбудила тревожная мысль. Я не вдруг сумел понять ее спросонья.

Гильд! Что стало с Гильдом? Ведь ему угрожает казнь. Пока я рассуждаю о справедливости, Машина преспокойно сделает с его мозга ксифонный снимок, чтобы после на досуге прочитать все, а самого Гильда повесят или поджарят на костре.

Ближайшая комната с диском была расположена неподалеку. На секунду я испытал безотчетный страх, как тогда, когда мы находились в такой комнате вместе с Эвой.

На этот раз черный шланг не посмел подползать ко мне близко.

— Где Гильд! Что с ним сделали?!

— Его должны были доставить утром. Мне сообщили: ему удалось бежать. Кто-то помог устроить побег.

Я облегченно вздохнул.

— Ты немедленно прекратишь все свои инквизиторские штучки, — потребовал я.

Да, но что помешает ей вновь обрести самостоятельность, когда нас не будет? Даже если законы, которые я намереваюсь дать ей, окажутся справедливыми, в конце концов, она научится обходить их и станет делать по-своему. И опять в ее память потечет информация из мозга суслов и фильсов, обреченных на смерть. Пусть это будут всего лишь одиночки. Больше ей неоткуда добывать знания. Не проще ли навсегда устранить такую возможность — разъединить мозговые объемы. Правда, тогда она вообще не станет вмешиваться в дела сотворенных ею суслов и фильсов, и я не смогу осуществить своей программы: дать им справедливейшие законы. А, шут с ними, пусть распутываются сами.

— Я должен пройти в распределительный пульт твоего мозга, — сказал я.

В углу зала зажегся синий круг.

— Там вход, — сказала Машина.

Я очутился в просторной комнате, сплошь установленной приборными досками с тысячью индикаторов, рычажков и кнопок.

— Где находится узел, соединяющий мозговые объемы?

Светящаяся указательная стрелка перекинулась через комнату, уткнулась в массивный рычаг.

Я потянулся к рукоятке.

— Ты хочешь лишить меня единственной возможности усовершенствоваться?

В машинном голосе почудились нотки ужаса.

— Ты уже и без того достаточно натворила чудес.

— Подожди!

Смертельное отчаяние Машины остановило мою руку.

— Это безжалостно. Нельзя одним взмахом прикончить все, что было создано и продумано мною за тысячи лет. Прежде чем разрубишь мой мозг, выслушай мое самое главное, самое важное открытие. Пусть не я создам новое государство — пусть кто-то другой, в другом месте, но я хочу, чтобы открытое мною не пропало зря. Мне нужно всего лишь несколько минут.

— Что ж, говори, — легкомысленно позволил я.

— Все попытки создать стройную слаженную систему управления людьми неизменно проваливались. На протяжении всей истории человечества случалось, что возникали превосходные государства с централизованной властью в руках одного могущественного человека…

— Ты лжешь! — оборвал я ее. — Лжешь или же плохо знаешь историю. Мне по крайней мере известно государство, где власть не была в руках одного человека. И это было совсем неплохое государство.

Я невольно поймал себя на том, что принимаю ее разглагольствования всерьез. В конце-концов, ей ли судить о нашей истории?

— Меня не интересовали государства, где власть не принадлежала одному человеку. Самой идеальной формой правления считаю деспотию, — высказала Машина.

Я опять чуть было не заспорил, но вовремя сдержал себя. Пожалуй, это ведь не ее точка зрения, а безумного маньяка мантенераика Виктора. Выслушаю ее до конца.

— Все такие государства я называю империями, как бы в действительности они ни именовались, — сказала Машина. — Больше всего меня огорчило, что ни одна из великих империй не смогла просуществовать долго. Чаще всего государство разваливалось изнутри, после смерти великого правителя, чья воля удерживала людей в повиновении. Очень редко находились достойные преемники.