Завещание каменного века (сборник)

— За этим я и пришел. — Он ненадолго задумался, рассеянно глядя в темный угол тюремной камеры. — Я допустил непростительную ошибку. Это по моей вине мы попали в беду.

— Даже если это и правда, я на вас не в обиде.

— Я не имел права делать этого до времени, — сказал он, словно не слыша меня. — Но теперь я должен сказать тебе… Помни: что бы ни случилось, даже самая жестокая казнь не должна пугать тебя — конец будет благополучный. Ты очнешься живым на Земле в тот самый момент, когда исчез оттуда. А все происшедшее будет вспоминаться, как сон.

Я невольно усмехнулся про себя: Итгол, должно быть, позабыл, что ждет меня на Земле — снежная могила.

— Очень занятный способ утешить человека в беде — заставить поверить, будто он спит, — рассмеялся я. — Но еще на Земтере один умный человек убедил меня в обратном. Его доводы и сейчас кажутся мне неопровержимыми.

— Я и не утверждаю, что это сон. Я сказал: будет вспоминаться, как сон.

— Ну, хорошо, будем считать, что я поверил. Не станем терять время попусту. — Я опасался, что Итгола скоро выпроводят из моей камеры и я так и не успею расспросить его о многом. — Вы так и не объяснили: отчего земтеряне зашли в тупик?

Про себя невольно усмехнулся: «Ну какое мне дело до земтерян? Сейчас ли думать об этом?»

Но хоть я иронизировал над собою, мне в самом деле интересно было знать, что ответит Итгол.

Доподлинно рассказ Итгола я не помню — передаю только главное.

Технические достижения на Земтере позволили в короткий срок достигнуть всеобщего благоденствия и установить подлинное равенство. Каждый ребенок еще до школы проходил специальное испытание — определялись его способности и врожденные задатки. Если, скажем, выявлялось, что наибольшая польза от него будет в должности руководителя производством — его направляли в специальную школу, где готовили руководителей, если же природные задатки позволяли человеку заниматься научными исследованиями — из него готовили ученого. Люди особо не одаренные также занимали каждый свое место: производство товаров и продовольствия, транспорт и организация экономики нуждались в армии добросовестных исполнителей. Каждый человек с детских лет готовился к роду занятий, наиболее отвечающих складу его натуры.

Равенство при этом было соблюдено: никаких привилегий занимаемое место не давало человеку. Сами собою исчезли вражда, соперничество, тщеславие, зависть…

Здесь я перебил Итгола.

— С земтерским техническим раем я знаком. Если бы нам не посчастливилось бежать оттуда, я бы удавился от скуки.

— В этом-то и беда их. Тысячи лет полного благоденствия подавили в земтерянах стремление к творчеству. Уныние и скука стали нормой. У них совершенно выродились искусства.

В начале эры процветания все ожидали небывалого подъема творчества: земтеряне могли без ущерба для экономики содержать сколько угодно свободных художников, музыкантов, поэтов, артистов.

— И при этих условиях искусства зачахли?

— Не сразу. Вначале наблюдался даже некоторый расцвет. Люди, способные к творчеству, также выявлялись с помощью специальных тестов и с детства обучались но особой программе. Безвестность никому не угрожала: издательства, картинные галереи, театры и концертные залы сами наперебой обращались к литераторам. Поэма, которую автор еще не дописал, уже отправлялась в набор, а едва была закончена последняя страница, как она тут же поступала на книжную полку. Точно так обстояло дело и в других жанрах. На помощь художникам и поэтам были даны даже вычислительные автоматы. Вторжение машинной техники в творчество переполошило художников. Предполагали, что именно это и погубит искусства. Но страх оказался напрасным. Скоро выяснилось, что автоматы опасны лишь эпигонам и графоманам: подражать готовым образцам они умели гораздо лучше человека, создать же новое были не в силах.

Не техника погубила искусство, а полный автоматизм жизни и стандартизация. У людей заглохла способность к восприятию нового. Художник-творец зависит от аудитории не меньше, чем от уровня своего таланта: произведение, которое никем не будет понято, никому не нужно. А уровень восприятия земтерян беспрерывно понижался. Постепенно зрелищные искусства, как наиболее доступные, вытеснили все остальное. Но и сами зрелища стали стандартными: художникам неоткуда было черпать свежие впечатления — жизнь из поколения в поколение повторялась.

С изобретением сигриба искусств не стало вовсе. Почва для этого была уже подготовлена. По сигрибу передавались непосредственно чувства к ощущения. Эти передачи нельзя назвать зрелищными, потому что действовали они не только на слух и зрение, как, например, кино, но и на прочие чувства: вкус, обоняние, осязание… Сигриб передавал потребителям то, что в это время испытывал и переживал ведущий программу. От ведущего требовалось немногое: он просто занимался в это время чем-либо приятным для себя. Эти передачи заменили все: и музыку, и живопись, и зрелища… Ведь для того, чтобы воспринимать передачи и вовсе не нужно никакой подготовки — достаточно было иметь пять чувств, какими наделила природа.