Завещание Казановы

Вера Колочкова Завещание Казановы

Помолчи меня, полечи меня, поотмаливай.

Пролей на меня прохладный свой взор эмалевый.

Умой меня, замотай мне повязкой марлевой

Дурную не остывающую башку…

Вера Полозкова

Стоило повернуть ключ в замочной скважине и открыть дверь квартиры, как состояние головокружения отступило, словно испугалось и не захотело дальше плестись за бедной головой в родные стены. Но сладковатая тошнота, верная подруга головокружения, никуда не делась, переступила-таки порог. Да и бог с ней, с тошнотой. Пережить можно. Тоже ничего хорошего, но… Все проходит, и это пройдет. И надо перетерпеть и приготовиться к тому, что дальше еще веселее будет, если судить по первому опыту. Васька, помнится, из нее все жизненные соки вытянул. Но когда это было, двадцать лет назад! Уже и забыть пора. И приготовиться пережить новый счастливый опыт. Долгожданный, неуклюжими молитвами выпрошенный. Тайный пока. Сюрприз для мужа Родиона и сына Васьки. Двадцать лет! Двадцать лет, с ума сойти.

Проходя из прихожей на кухню, Арина усмехнулась, представив их лица. Не ждали? Понятно, не ждали. А я вам, нате! Ждите приплода в семью. Можно выдохнуть и начинать удивляться, громко восклицать и буйно радоваться.

Ну Васькиного удивления она потом испробует, это успеется. Ваську сначала подготовить надо, чтоб не огорошить себя непредсказуемой сыновней эмоцией. Юноша уже и не юноша, а вполне себе зрелый мужик, но хвостик детского эгоизма все никак не отвалится. Ладно, с Васькой потом.

Сегодня пусть муж узнает – давно пора. Муж Родя. Родечка. Родион. Любимый, родной.

Взгромоздив пакет на стол, Арина не спеша принялась выкладывать купленные продукты – буханку черного хлеба, зеленые перья лука, тугие головки чеснока, подсолнечное масло в стеклянной бутылке, которое еле нашла в одном из магазинчиков на рынке. Большая редкость теперь. Хотя, конечно, вряд ли оно такое же, как прежде, с оглушающе сытным запахом… Жди, любимый, забытого счастливого угощения! Помнишь?

Родя смеяться будет, наверное. Скажет – чего придумала.

Да, придумала! Вернее, вспомнила. А ты? Помнишь тот вечер, милый? Когда в доме ни копейки не было, и ты пришел растерянный, с пустыми руками? Помнишь, с каким отчаянием на меня глянул? Что ж делать, мол, надо признать, наша война проиграна. Двое влюбленных потерпели поражение в этой войне. Двое сопливых влюбленных, не дотянувших пару месяцев до восемнадцати, но радостно объявивших себя счастливой семьей и осмелившихся плыть по бурному течению жизни в утлой лодчонке самонадеянности. Да еще и с приплодом, вскорости ожидаемым.

Помнишь, конечно. И наверняка помнишь, как я улыбнулась и ушла на кухню. Как плеснула остатки подсолнечного масла на сковороду, натерла чесноком хлеб, обжарила до хрустящей корочки…

Только я одна знаю, чего мне это стоило. Только я одна помню, как скрутилось мое нутро от запаха подсолнечного масла – того самого. Только я одна почувствовала, как возмутился в животе Васька, пихнул маленькой пяткой – ты что, мать, издеваешься надо мной, что ли? Вместо нормального ужина, положенного беременной женщине, – черный жареный хлеб?! Что за фигня на подсолнечном масле?!

Но не было в мире ничего вкуснее этого ужина – помнишь, Родя? Ели за милую душу, глядели друг на друга, блаженно сверкая глазами. Утлая лодчонка снова была трехпалубным кораблем в синих морских просторах. А еще было счастье вприкуску – вместо вина. И Васька притих и не пинался больше. Понял, наверное, что не надо сейчас. Уловил момент.

Говорят, подобные моменты счастья нельзя повторить, они сами по себе уникальны. Возникают ниоткуда, уходят в никуда. Но отчего ж не попробовать? А вдруг получится – еще раз? Тем более повод есть… Как предисловие к сюрпризу.

Арина присела на кухонный стул, провела рукой по животу, вздохнула счастливо – эй, сюрприз, как ты себя чувствуешь? Все хорошо? Переживешь запах подсолнечного масла на раскаленной сковороде, не погонишь меня в туалет с выпученными от непереносимой тошноты глазами? Даже если погонишь, это ничего. Я потерплю, я вполне благополучно перенесу эту прекрасную непереносимость. Сейчас посижу, немного отдохну и приступим…

Арина подняла голову, привычно задержала взгляд на стене, и так же привычно мелькнула мысль: да, есть в этом что-то. Ерунда, конечно, и даже названия этому безобразию не подберешь, но есть, есть! Домашняя инсталляция, результат скороспелого творческого порыва. Синий цветок-мозаика, нагло, самоделковый и вызывающе-хулиганский, собранный почти наугад из осколков бабушкиных кобальтовых чашек. Она тогда махом все чашки грохнула, в один присест.