Завещание Казановы

– А я тоже вас всех обману. Да, вот так. Я буду как героиня Островского, которая не нашла любви и решила искать золота. Ты умрешь, я одна буду наследницей. Да, я так решила. Назло вам всем. Вы все искали любовь, а я найду золото! Получу деньги, уеду куда-нибудь на теплое побережье, домик куплю. Буду сидеть у моря и вспоминать вас… Тех, кто не захотел меня любить. Других захотел, а меня нет. И это будет справедливо, я думаю.

– И как ты меня решила убить, Жень?

– Да никак… Сама умрешь. Я сейчас уеду, а ты останешься, тебя никто не найдет.

– Ты не сможешь этого сделать, Жень.

– Почему же?

– Потому что я ни в чем перед тобой не виновата. Ну хочешь, я отдам тебе свою долю в этом проклятом наследстве?

– Да дело не в наследстве, Арин… Вернее, не только в нем. Неужели ты ничего не поняла? Мы так долго с тобой говорили… Ладно, я пошла, не могу больше.

Женя поднялась со стула, решительно шагнула к двери, на ходу доставая ключи из кармана джинсов. Арина тихо проговорила ей в спину:

– Ты вернешься, Жень, я знаю. Ты не сможешь.

Женя не обернулась. Перешагивая через порог, проговорила сдавленно:

– Нет, я не вернусь, Арин. Я не вернусь… Не жди.

Дверь захлопнулась, ключ проскрипел в ржавой замочной скважине.

В комнате стало совсем темно. И тихо. Было слышно, как от ворот отъехала Женина машина. Внизу, под полом, слышалось какое-то шевеление, будто мышь скребла.

Арина вдруг почувствовала, как сильно затекла спина, как устали от напряжения плечи. Но страха почему-то не чувствовала. И приближения смерти тоже. Вот спать ужасно хотелось – это да. Предыдущая ночь была бессонной…

Почему она не спала предыдущей ночью, чего боялась? Неужели Ивана? И как давно была эта предыдущая ночь… Словно в другой жизни. А сколько ей осталось в этой? Хорошо, что Иван не узнает о том, что она ему не поверила. Жаль, что Иван не узнает о том, что она его любит…

Подняв ноги, Арина устроилась кое-как на кровати, чтобы не беспокоить лишний раз руку, скованную наручником. От байкового одеяла пахло застарелой плесенью и горькой травой, полынью. Ничего, терпеть можно. Надо спать… Будет утро и будет жизнь… Потому что Женя вернется…

Свободной рукой Арина обняла себя за живот, проговорила тихо:

– Давай будем спать, малыш, все у нас хорошо. Не бойся, она вернется, вот увидишь. Глупая девочка, злая от одиночества, не надо на нее обижаться. Когда человека никто не любит, он становится злым… Ты у меня не будешь злым, правда? Я тебя очень, очень люблю. Не бойся, малыш, она вернется. Она обязательно вернется…

* * *

Женя давно уже не разбирала дороги, просто ехала в темноте по трассе. Свернула куда-то, въехала в незнакомый городок, чуть не сбила юную парочку на переходе. Не остановилась, поехала дальше, вылетела на окраину, мелькнули за окном производственные постройки, серый бетонный забор…

И снова трасса. Справа и слева лес темной стеной. Машин почти нет. Подумала вдруг – надо сбавить скорость, впустить в голову хоть одну здравую мысль. Она же не зомби, а человек, у которого есть жизнь. Хоть какая-то, но есть. Или она все-таки зомби, если оказалась способна на убийство?

Но ведь ее тоже убивали… Долго и мучительно убивали. Давали немного вздохнуть, и даже любовью одаривали, а потом снова убивали. Наверное, это особенная убийственная пытка – когда появляется надежда, что тебя могут любить. Маленький ребенок не ведает осторожности, он верит, что его полюбили навсегда… И не умеет справиться с предательством. Носит потом его в себе, как болезнь.

Все-таки странная штука с ней случилась – обиды на отца не было, а душа все равно болела памятью. Даже само слово «отец» хранилось в потайной коробочке и практически не использовалось во внутренних мучительных монологах, которые были хоть каким-то подспорьем в навязанном судьбой отшельничестве. Просто когда думала о нем, видела свет, чувствовала тепло…

Да, он был светлым и теплым. Он удочерил ее, не раздумывая. Он мог дарить себя походя и легкомысленно, улыбкой или жестом… А еще он обращался к ней весело-панибратски – старуха. «Прости, старуха, я сегодня поздно с работы вернусь, ты уже спать будешь…» Или «выручай, старуха, надо маме немножко соврать, что я дома с тобой был, но это в последний раз, я тебе обещаю…»

Она с удовольствием его выручала. Она была на его стороне. Она готова была выполнить все, о чем он попросит. Она хотела, чтобы он больше принадлежал ей, чем матери.