– Есть! Как ты не понимаешь? Ответ – в том, что говорил человек в кожаной куртке Холкрофту, там, в переулке. Я в этом уверен. Я уже где-то слышал эти слова. Разгадка кроется в них!
– Господи, – спокойно возразил Кесслер, – он же был у тебя в руках, и ты не смог из него ничего выудить. Почему же ты так уверен в том, что нам удастся извлечь истину из рассказа Холкрофта? Ты должен был расколоть кожаного.
– Он бы не раскололся: слишком был накачан наркотиками.
– И поэтому ты задушил его проволочной петлей и швырнул к ногам американца… Кретинизм!
– Не кретинизм, а трезвый расчет, – поправил Кесслера Теннисон. – Холкрофта необходимо убедить в том, что «Вольфшанце» всюду следует за ним по пятам. Мы подстегнем его, запугаем, а потом предложим помощь… Но вернемся к разговору в переулке. Значит – если верить Холкрофту, – тот парень не боялся умереть. Что он там говорил? «… Я готов. Мы все готовы. Мы остановим вас. Мы сорвем Женеву. Ты можешь убить меня – на мое место встанет другой; убьешь того – его заменит третий…» Слова фанатика. Но он отнюдь не был фанатиком: я лично в этом убедился. Этот парень не принадлежал ни к ОДЕССЕ, ни к «Возмездию». Он был
– Это тупик.
– Не совсем. Мой человек в Париже занимается идентификацией трупов, обнаруженных в Монтре.
– Он из Сюртэ?[37]
– Да. Лучший из лучших. – Теннисон вздохнул. – Невероятно все это до неправдоподобия. Тридцать лет полного штиля, но стоит сделать в открытую первые шаги, как за две недели из небытия возникают всякие таинственные личности. Такое впечатление, что они, как и мы, ждали тридцать лет. Почему же они не начнут действовать в открытую? Вот в чем вопрос. Почему?
– Он же сам сказал об этом Холкрофту в переулке: «Мы не можем упустить удачу». Что-то у них сорвется, если они предадут огласке Женеву.
– Слишком просто для таких огромных сумм. Будь дело только в деньгах, ничто не остановило бы их от того, чтобы заявиться к нам – распорядителям вклада, – и поговорить с позиции силы. На кону почти восемьсот миллионов долларов. С их точки зрения, они вправе претендовать на две трети. Конечно, мы бы их сразу после совершения сделки прикончили, но знать они об этом не могут. Нет, Эрих, тут дело не только в деньгах. Мы должны искать что-то другое.
– По-моему, мы должны обратить внимание на другую беду! – вскричал Кесслер. – Кем бы ни был этот сегодняшний мотоциклист, кем бы ни были те двое из Монтре – все это мелочи по сравнению с основной проблемой, решение которой не терпит никаких отлагательств! Взгляни правде в лицо, Иоганн! Британцам известно, что Тинаму – это ты! Нельзя больше от этого отмахиваться! Они знают, что ты – Тинаму!
– Одна поправочка: они всего лишь
– Ты сошел с ума! – завопил Кесслер. – Ты рискуешь всем!
– Напротив, – спокойно возразил Теннисон, – я укрепляю наши позиции. Можно ли вообразить себе лучшего союзника, чем МИ-5? Если быть точным, то у нас, конечно, есть свои люди в британской разведке, но все они рангом ниже Пэйтона-Джонса.
– Ради бога, о чем ты
– Сядь, Эрих.
– Нет!
– Сядь!
Кесслер опустился на стул:
– Я этого не допущу, Иоганн.
– Не допускай, на здоровье. Только сначала послушай. – Теннисон подался вперед. – Давай поменяемся на время ролями – я немного побуду профессором.
– Не надо на меня давить. Мы, видите ли, можем мириться с тем, что кто-то вторгается в сферу наших интересов, но не хотим мириться с тем, что от нас что-то скрывают. А если тебя арестуют – что тогда с нами станется?
– Я, конечно, польщен, но ты не должен мыслить подобным образом. Если даже со мной что-нибудь произойдет, то в наших списках найдутся имена многих достойных людей со всех концов света. Выбирать есть из кого: Четвертый рейх в любом случае не останется без вождя. Но со мной ничего не случится. Тинаму – мое самое надежное прикрытие. Как только его поймают, я не только окажусь вне подозрений, – меня еще и окружат почетом и уважением.
– Да ты свихнулся! Ведь Тинаму – это
Теннисон, улыбаясь, откинулся на спинку стула:
– А давай-ка попристальнее изучим нашего убийцу. Согласен? Десять лет назад ты сказал, что Тинаму – мое лучшее творение. Ты говорил, насколько я помню, что он может оказаться нашим самым жизнеспособным оружием.
– Теоретически. Только теоретически. Я тогда сразу заявил, что это – чисто теоретическое суждение!