- Ясно "что" - мои мемуары, - усмехнулся "лыжник", радуясь что успел вчера вечером толкнуть на рынке и чужую шапку, и похищенные часы.
- Ах, так ты писатель! - также усмехнулись в ответ и удары посыпались с новой силой. Люди в сапогах почему-то особенно не любят людей умственного труда. "Лыжник" пожалел, что не назвался, на худой конец, сторожем в морге. Впрочем, тень реального морга уже замаячила где-то недалеко. Когда он немного отдышался, его вежливо спросили:
- И о чем же ты пишешь, гнида потная?
- Только больше по голове не бейте, ладно? Вон, возьмите, да сами почитайте, может, поумнеете, когда поймете, что в мире творится...
- Он еще тявкает, сука!
Один из сержантов все же нагнулся над столом и, пока другие милиционеры проводили в квартире "шмон", пробежал взглядом страницу.
- Знакомые буквы ищешь? - прошептал "лыжник", но так, чтобы его не услышали. Между тем сержанта заинтересовало прочитанное. С ничем подобным ему еще не приходилось сталкиваться. Впрочем, весь его литературный багаж составляли детективы в пестрых обложках и одна, еле осиленная до конца "умная" книга, называвшаяся "Жизнь двенадцати Цезарей". Теперь же, вникнув во фрагмент рукописи Просторова, где легким и доступным языком рассказывалось о перестроечных агентах влияния и реализованных планах ЦРУ по развалу СССР, он почувствовал, что столкнулся с чем-то подлинным и настоящим, о чем никогда бы не стали говорить по телевидению, и что было созвучно его мыслям. Сержанта охватил какой-то непонятный азарт, и он перевернул еще одну страницу.
- Герасимов, ты чего там застрял? - крикнул старший "группы захвата". Тренера уже выводили из квартиры.
- Иду, иду! - откликнулся сержант. Он поспешно сгреб все коричневые папки и засунул их в лежавший на столе кожаный портфель. В коридоре он подозвал к себе седенькую старушку и строго наказал:
- В этом портфеле - важные следственные улики, пока они останутся здесь, а я зайду за ними вечером. Ясно?
- Ясно, миленький, ясно, - испуганно отозвалась соседка. Она видела, что прячет сержант в портфеле. И видела эти же коричневые папки ночью, когда прокрадывалась по коридору и подглядывала в замочную скважину - чем занят сосед, шурша какими-то бумагами. Если бы сейчас шел тридцать седьмой год, то она непременно выполнила бы свой гражданский долг, доложив куда следует о странном времяпрепровождении "лыжника". То, что сосед связан с какой-нибудь немецкой разведкой, она не сомневалась. Теперь же ей до смерти хотелось хотя бы одним глазком заглянуть в эти таинственный коричневые папки, оказавшиеся у нее в руках...
4
- Как вы относитесь к фигуре Сталина? - неожиданно спросил генерал, взглянув на часы. Разговор, в квартире Просторова затягивался, но тема, поднятая Карпухиным была настолько волнующей и таинственной, что и Днищев, и Киреевский словно бы позабыли о времени. Между тем, стояла уже глубокая ночь. Но и Алексей Степанович не собирался уходить, не досказав еще что-то, может быть, самое важное, которое он приберег напоследок.
- Неоднозначно, - ответил за себя и своего друга Анатолий.
Генерал кивнул головой, будто бы ожидая подобный ответ, как само собой разумеющееся.