– Ты еще не притащил стаканы? – прорычал он. – Негодяй, по тебе плачет бамбуковая палка. По законам шариата, который скоро нам всем в России навяжет Чечня, ты подлежишь наказанию. Кстати, насколько я понимаю, у нас есть причина выпить. – Разговорчивая бабка в лифте сообщила, что старик недавно умер.
– Да, – помедлив немного, произнес Анатолий. – Геннадий Сергеевич скончался. Сегодня были похороны.
Почувствовав его настроение, Днищев переменил тон, сказал другим голосом:
– Извини, понимаю. Я ведь его плохо знал, не так, как ты.
Оба они, не сговариваясь, посмотрели на завешенную ковром стену, за которой находилась квартира Просторова.
– Вас ведь связывали не только добрососедские отношения? – продолжил Сергей, разливая в рюмки коньяк. – Помянем раба Божьего, Геннадия…
– Он был моим духовным наставником, – несколько смущенно ответил Анатолий.
Не чокаясь, друзья выпили. В такие минуты – минуты воспоминаний, когда душа покойного еще присутствуем в этом мире и находится где-то рядом с тобой, бывает трудно говорить. Но и молчать также тяжело. Не даром о таких мгновениях говорится: "Тихий ангел пролетел…" Пролетел или нет, но чье-то незримое присутствие в комнате чувствовалось. Словно они находились под наблюдением неких сил, которые и оберегали их, и пытались что-то внушить.
– Повторим, – решительно произнес Днищев, как бы снимая напряжение. И закусим. Мертвое – мертвым, живое – живым.
– У меня остались ключи от его квартиры, – сказал Анатолий Куда их деть?
– А почему они у тебя оказались?
– Старик дал. Боялся, что у него случится сердечный приступ. Он ведь уже перенес два инфаркта.
– А родственники?
– Их нету. Зато друзей на кладбище было, как на похоронах маршала. Ты бы видел.
– Пользовался, значит, уважением. Завидую. К моей могиле придут только бывшие жены. И то – с надеждой, что я наконец-то угомонился… Выброси ключи в мусорный ящик, – добавил Сергей. – Они тебе больше не понадобятся.
– Наверное, так и поступлю.
– А чем старик занимался в последние годы? Скучно, должно быть, на пенсии-то. Сочинял мемуары?
– Не знаю, не уверен. Но могу сказать определенно: из общественной жизни он выброшен не был. К нему приходили гости, и сам он частенько куда-то отправлялся. Опять же телефонные звонки… Я проводил много времени у него в квартире, в библиотеке. Он был в курсе всех происходящих событий. И мне кажется…
– Ну, продолжай, продолжай, – произнес Днищев, видя, что Анатолий запнулся.
– Мне кажется, что к нему даже стекалась информация. Думаю, ты угадал. Он действительно писал какую-то книгу. Теперь я вспоминаю те коричневые канцелярские папки, которые лежали у него в сейфе. Штук десять… Однажды я вошел в его кабинет с каким-то вопросом, старик сидел за столом, спиной ко мне, и что-то писал. Сейф на тумбочке был открыт. Геннадий Сергеевич вытащил оттуда верхнюю папку, вложил в нее исписанный лист бумаги и только тогда заметил меня. И сказал: "Здесь – труд всей моей жизни." А потом добавил странную, фразу: "Придет время, и ты узнаешь о Русском Ордене". Что он имел в виду, какой "орден"? Медаль, знак отличия? Ни о чем подобном я никогда не слышал. Хотя изучал награды и регалии всех стран. В царской России его тоже не существовало.
– А тебе не кажется, что он имел в виду нечто другое? Орден – как организация, – заметил Сергей, помолчав немного. Его мозг с детства был настроен на различные тайные союзы, заговоры, конспиративные связи и прочие "секреты".
– Эк ты куда хватил! – усмехнулся Анатолий. – Да разве ж в нашей богом забытой стране, где русские – как индейцы в Америке, такое возможно? Вот жидо-масонских клубов, вроде "Ротари", действующих в открытую, хоть отбавляй…
И тут он снова осекся, замолчал. Ему вспомнилась прощальная речь генерала Карпухина на кладбище, необычайно большое количество людей, пришедших на похороны, их лица… Нет, с Геннадием Сергеевичем действительно была связана какая-то тайна. Размышляя над этим, он не услышал вопроса, заданного ему его другом.
– Где сейчас эти папки? – повторил Днищев. – Там же, в сейфе?
– Не знаю, – пожал плечами Киреевский. – Где же им еще быть? Что ты на меня так смотришь, как удав на лягушку?
– Намекаю, что хорошо бы взглянуть хотя бы одним глазком.
– И не рыпайся. Я по чужим квартирам не лазаю.
– А ты можешь здесь посидеть. Дай ключи. Я, в отличие от тебя, страсть как люблю залезать в чужие квартиры. И в чужие кровати, нагретые чужими женами, – не удержавшись, добавил Сергей.
– Нет, – твердо сказал Анатолий, поправляя круглые очки. – Получишь по лбу.
– Интересно, как у тебя это выйдет. Не интеллигентный ты человек. В отличие от Геннадия Сергеевича, – Днищев обиженно замолчал, начав разливать по рюмкам коньяк. Хозяину намеренно плеснул всего несколько капель.