– Работа такая, – уклончиво отозвался Геннадий Сергеевич, нажав другую кнопку на пульте. – Я тебе солгал, телевизор я иногда посматриваю. Чтобы изучить врага и бороться с ним, надо постараться влезть в его шкуру. Овладеть приемами и методами его действий. Знать его психологию и конечные цели. Не бояться испачкаться в грязи – на войне от нее никуда не деться. А сейчас идет самая настоящая, хотя и невидимая война. С информационным артобстрелом, тяжелыми бомбежками, диверсионными и разведывательными операциями, куплей-продажей вождей и полководцев. И все это скрыто от глаз. Народ не понимает что происходит, ему не дают разобраться в череде событий, подсовывая то одну ложную идею или лидера, то другую. Чечня в этой схеме лишь элемент психологической обработки населения, проверка его на политическое слабоумие.
Теперь на экране как раз мелькали кадры из недавно прошедшей чеченской войны, которую столь предательски и подло "замирил" деревянный генерал Моголь, похожий на изготовленный в Америке манекен для фильмов ужасов.
– Этот монстр еще принесет России множество бед, – сказал Геннадий Сергеевич. – Не дай Бог, если он дорвется до власти. Человек, живя в православной стране и отрицающий эту религию, пытающийся подыскать ей замену – как он сам заявил своим кукловодам в Нью-Йорке – не может и не имеет права управлять государством и народом. Да он вовсе и не русский, а так… одно недоразумение.
– Однако, популярность его растет, – произнес Анатолий.
– Обиженных на Руси всегда любили. И Ельцин вознесся на том же самом. Хороший трюк, но… устаревший. Вряд ли получится снова. России теперь нужна другая фигура. Не жалкая и не юродивая, и не надутая еврейскими капиталами.
– Но они все повязаны кровью и деньгами, как в блатной шарашке. У каждого рыльце в пуху, а нары, так просто плачут от свидания с ними.
– Не скажи… Есть люди, – загадочно усмехнулся Геннадий Сергеевич и тут же, взглянув мимоходом на экран, схватился за сердце. – О, господи, только не это!
В кадре едва уместилась голова перманентной революционерки Новобарской. Действительно, это расплывшаяся женщина, с лица которой не сходила ехидная улыбка, не могла не вызывать чисто физического отвращения, брезгливости. Но то, что она говорила, усиливало еще большую антипатию. "Место русских – возле параши, – сладострастно объясняла она юркому журналисту. – Народ-быдло, народ-скот должен чувствовать хозяина, как послушный раб…"
Геннадий Сергеевич щелкнул выключателем и экран погас.
– В какой стране подобное возможно? – произнес он. – Где еще кучка негодяев и иноверцев, захватившая власть, может ругать последними словами коренной народ и это им сойдет с рук? Более того, им аплодируют и показывают по всем каналам. Фантастика, Оруэлл. Давай-ка лучше чай пить…
Анатолий, погрузившись в воспоминания, продолжал стоять возле окна, не сводя взгляд с увенчанных крестами куполов церкви. Из задумчивости его вывел настойчивый звонок в дверь, а Лера, вскочив тотчас же на лапы, громко залаяла.
Фрагмент рукописи Геннадия Просторова