– Зачем вам понадобился Гершвин? – на всякий случай спросил он.
– Хочу вступить в аэроклуб и парить над страной.
– Этого можно было бы добиться и без моего участия. Вход свободен.
– А выход? Кстати, ты мне чуть голову не раздавил своим портфелем. Что у тебя там, кирпичи? Пожалуй, я его в окно выброшу.
– Не смей! – заорал Шепотников, так и не сообразив, что Днищев шутит.
– Ладно, не буду, – согласился Сергей. – Видно, там для тебя что-то очень ценное. Секретные планы по уничтожению российских заводов. Можно взглянуть?
Шепотников не ответил. Они уже подъезжали к аэроклубу, и Днищев переключил свое внимание на другое.
– Давай-ка объедем всю эту птицефабрику по окружности, – произнес он. – Хочу полюбоваться красотами.
Внешний осмотр территории занял около сорока минут. Затем "тойота" остановилась возле главного входа – перед воротами. Шепотников посигналил, вышел ленивый охранник, узнал его, раскрыл легкие металлические створки. По бетонной дорожке они подъехали к трехэтажному зданию.
– Здесь, – кисло проговорил журналист. – Апартаменты Гершвина наверху.
За административным зданием виднелось летное поле, ангары для самолетов, диспетчерская башня. А еще дальше – целый комплекс разноэтажных и многофигурных строений. Очевидно, подумал Днищев, там находится реабилитационный центр, спортзалы и прочая чепуха. Все кругом, было покрыто толстым слоем снега, хотя возле домов и ангаров он был убран в большие сугробы. Стояла тишина, людей почти не было видно, несмотря на то, что время показывало два часа дня, а сумерки еще не успели опуститься на землю.
– Не сезон! – вздохнул Шепотников. – Клуб начинает функционировать с июня. Но сам Гершвин всегда на месте.
– Значит, нам повезло, – отметил Днищев. – Веди меня прямо к нему, комсомольской Вергилий.
На первом этаже также сидело двое охранников в камуфляжной форме, но Шепотникова тут, по всей видимость, хорошо знали. И когда они поднялись на лифте, то также столкнулись с тремя бравыми молодцами. Что удивило Днищева – все они, начиная со сторожа у ворот, имели далеко не славянскую, а характерную семитскую внешность. Не хватало только хасидских пейс, шапочки-кибы и автоматов "узи".
– Зачем так много бультерьеров? – шепотом спросил Днищев. – Он чего-то боится?
– Сами знаете – в какой стране мы живем! – так же тихо отозвался Шепотников.
Улыбчивая секретарша-красотка провела их в довольно скромный и непритязательный кабинет. Навстречу им, встав из-за стола, вышел сам хозяин. Гершвин был невысокого роста, черняв, лысоват, с крутым носом. А выражение лица и глаз такое, словно он заранее извинялся, просит прошения сейчас, завтра и впредь. Эту характерную, обманчивую иудейскую черту Днищев подметил уже давно. Он еще не встречал ни одного еврея, который бы не хотел мысленно повиниться перед ним за то, что мечтает залезть к нему в карман, клянясь при этом в своей преданности и ругая соплеменников.
– Это – Жмуркский, – представил Сергея Шепотников. – Бизнесмен с Украины. Хочет вступить в клуб.
– В круг? – переспросил Гершвин, тряся Днищеву руку.
– В клуб, – напряженно повторил журналист. Сергей отметил для себя эту странность: хозяин кабинета сказал – "круг". Что бы это значило? Пальцы Гершвина как-то неприятно касалось его ладони, словно поглаживали ее. Он непроизвольно отдернул руку, чем вызвал некоторое недоумение на лице "воздухоплавателя". "Сюда бы Анатолия! – подумал Днищев. – Он бы быстро просек все эти масонские штучки". А может быть, Гершвин – просто голубой? Хотя, одно другому не помеха.
– Чем занимаетесь на неньке-Украине? – спросил тот, бросив беглый, вопросительный взгляд в сторону Шепотникова.
– Скотоводством, – ответил Днищев. Журналист, пожав плечами, словно все это не имеет к нему никакого отношения, отошел к окну.
– Малоприбыльное занятие, – огорченно вздохнул Гершвин. – А будущая монополизация сельского хозяйства и вовсе принесет вам одни убытки. Могу предложить вам нечто иное, если когда-нибудь вы захотите расстаться со своими бычками. Не прогадаете. – На эту тему мы поговорим отдельно, согласился Днищев. Если бы сейчас, его стали расспрашивать и пытать насчет скотопромышленности, он бы сел в лужу, поскольку все представление о, допустим, коровах, у него ограничивалось тем, что порою у них встречается какое-то там вымя. Но Гершвин и сам сменил эту скользкую тему.
– Вы действительно хотите вступить в аэроклуб? – спросил он. – Или это просто причуда, блажь? Мы ведь, надо заметить, не всякого принимаем. Разве Юра не говорил вам?
– Не успел! – откликнулся Шепотников. – Он так на меня навалился.
Днищев заметил, что журналист делает какие-то знаки пальцами, будто пытается что-то объяснить, показать Гершвину. Тот тоже обратил на это внимание и выражение его лица стало меняться. Пора было переходить к активным мероприятиям, ко второй части многосерийного фильма.
– Киреевский. Эта фамилия вам о чем-нибудь говорит? – хладнокровно произнес он.
Глава девятая
Аналитическая записка
(выдержки)