Завещание красного Сен-Жермена

– Боже! – воскликнула Кира. – Я спала?

– Легкий полуденный сон после треволнений, которые случились в первой половине дня.

– Откуда вы знаете?

– Считай это интуицией.

– Вы в нее верите?

– А как же! Вот чай…

Перед ней стоял легкий белый кованый столик, на нем тарелка с печеньем и стеклянный кувшин с марокканским чаем. Две стеклянные чашки.

Чай был хорош.

– Когда-то научили готовить. Теперь балую знакомых и друзей.

Кира выпила чашку чая и попросила еще.

– Не знаю, как лучше рассказать свою историю.

– Как получится, – откликнулся ее знакомый. – Говори как тебе хочется. Хоть с начала, хоть с конца…

Выслушав Кирину историю. Пьер задумался. Он сидел, опираясь на трость, и молчал.

– Тебя гложет жажда мести?

– Да.

– Найти и покарать?

Кира кивнула.

– Прямо граф Монте-Кристо. Значит, твоего дедушку убили? И ты не знаешь кто, а сегодня ты увидела одного из тех, кто был там…

– Да. Но как они напали на мой след?

– Сейчас это дело техники, которая шагнула далеко вперед. Тебе надо думать, что делать…

– Ваша соседка ничего не говорила вам о своем архиве? У нее были бумаги, а теперь их нет. Так мне сказала Инна. И куда они делись, она не знает.

– Я тоже ничего сказать не могу.

– Вам она говорила о своей работе? О жизни в СССР?

– Нет. Только вкратце. Я знаю, что она была переводчицей.

– Это и мне известно. И похоже, что это все… Меня интересует: почему она поехала в тот самый санаторий, где была когда-то.

– Ностальгия – штука занятная.

Кира посмотрела на Пьера, но он смотрел не на нее, а куда-то мимо. В сторону. И выглядел погруженным в свои мысли.

– Инна ничего не знает. Я показала ей фотографию, на которой запечатлены ее мама и авиаконструктор, которого недавно убили, как и моего дедушку. И еще один человек. Я думала, что Инна поможет мне узнать, кто это. Но нет. Она не знает.

– Покажи мне эту фотографию.

– Снимок плохого качества.

– Покажи.

Кира достала фотографию.

– Вот она.

Пьер поднес снимок ближе к глазам:

– Кажется, я могу сказать, кто это. Это знаменитый авиаконструктор Ричард Бертони. Гениальная личность. Дело в том, что у Анны была точно такая же фотография, и она показывала ее мне. Там снимок более четкий.

* * *

В самолете Кира читала сообщение, присланное дочкой Анны Кобалидзе: «Вот, нашла в маминых бумагах письмо. Отправляю Вам его фото».

«Милый Петя! Здесь так чудесно, что иногда кажется, что я попала в рай. Хотя он там, где есть сад с золотыми яблоками Гесперид, где овцы возлягут со львами, где все примирятся друг с другом и не будет никакой вражды. Никогда. Как человек южный, я всегда особенно чувствительна к цветам и запахам. Нет, я люблю северную природу, ее неброскую тихую красоту, но как моя душа расцветает на юге, когда глаза упиваются симфонией ярких красок, а ароматы проникают прямо в мозг – чарующие и незабвенные! Я хожу и наслаждаюсь природой Крыма. Мама говорила, что они напоминают ей Грецию, Италию. Она любила Крым. Больше, чем Кавказ, хотя всякий юг ей был мил.

Ричард говорит, что в Крыму хорошо думается. Там особое сочетание воздуха, светоносных потоков и ветра. Он любит говорить об этом возвышенно и образно, как это умеет он один. Ричард очень обеспокоен тем, что будет, когда его… – здесь он выражался неопределенно, избегая резких формулировок, – „уберут“. Он говорил об этом туманно, я успокаивала, как могла, но все же он сильно сокрушался о будущем, о том, что его наследием не смогут распорядиться как следует… И нужно ли все открывать профанам? Этот вопрос его тоже беспокоил, так как знание, попавшее в руки невежественных людей, может нанести большой урон не только этому делу, но и всему остальному. Я слушала его внимательно – чувствовалось, что эта проблема волнует его давно. А если я спрячу свои записи и рисунки? Пусть расшифровывают их через много лет, предложил Ричард. Я задумалась. А вы уверены, что их найдут? Найдут те, кому надо, был быстрый ответ. А кому не надо, пусть и дальше остаются в неведении.

Я не знала, что сказать на это… Вскоре мы перевели разговор на другую тему, но… – дальше вымарано.

Ричард вспоминал, как на него напали в Берлине, Севастополе. Он говорит, что непременно будет и третий раз.

Спросила – а четвертый? Но он ничего не ответил… Из чего я сделала вывод, что он об этом не думал… Или, напротив, думал (дальше зачеркнуто). Про Берлин он сказал, что этот человек напал внезапно. Но он его вроде бы узнал… Он напал с ножом, Ричард едва успел увернуться от него, лезвие ножа лишь рассекло воздух. Это было похоже на обжигающий лед.

Вчера мы долго спорили с Ричардом о том, что есть время и пространство. (Далее обрыв письма.) Мое завещание… о котором я скажу позже…»

В аэропорту ее схватил в охапку Андрей Деревянин и крепко прижал к себе, несмотря на окружающих.

– Господи! Как я переживал за тебя и как скучал!

Они поехали на квартиру знакомой художницы, где были уже ранее. Там они какое-то время сидели на маленьком балкончике, тесно прижавшись друг к другу.

– Переезжай сюда. Живи пока здесь.

Потом он рывком поднял ее и втянул в комнату.

– А теперь я ни о чем не буду думать! Только о тебе…