– Убеждаете в невозможности, – живо откликнулся Острено, – продолжайте настаивать на своем обмане. Я уже не поверю. Собственное мнение о «мертвых душах» и существующих только на бумагах пудах выращенной пшеницы доложу запиской императору, как особое мнение. Оно вам не понравится. Это еще полбеды, вы не знаете главного. Источнику вашего обогащения, похоже, приходит конец. – Хладнокровно бросив взгляд в сторону якутского купца, добавил: – Вы угрожаете нам повторением истории с «чайной революцией», как в Северной Америке?[60]
Толстый купец, беспрестанно моргая, стирал льющийся ручьем пот рукавом шерстяного кафтана. Его узкие глазки, заплывшие жиром, бегали от Орлова к Аксенову и обратно. Он не верил в возможность краха десятками лет отлаженной аферы, а напоминание о «чайной революции» выбило его из равновесия. Он не хотел революций, означающих в его понимании отъем бизнеса.
– Живете в своей берлоге и не ведаете, что принято решение переориентировать направление развития края к Приморью. Там найдена незамерзающая бухта, названная Золотой Рог. Именно с поста Владивосток будет проложен новый путь к центу России, через Амур к Иркутску. Ваш Якутск с Аяном и Охотском остается на обочине.
Острено опять обратился к купцу, только что доказывающему выгодность пути из Аяна в Якутск.
– Милостивый государь, интересы личного обогащения не должны идти во вред пользы обществу. Правильно я говорю, господа?
Новость, озвученная Острено, окончательно внесла ясность в планы правительства по развитию края. Стало понятно, что проект и второй дороги от Аян к Якутску признали провалившимся. Здравый смысл преодолел интересы чайного лобби. Расчет был прост: расстояние в километрах от Москвы через Якутск до Аяна более 11 тысяч, а по новому маршруту от Москвы через Иркутск до Владивостока не более 9 тысяч. Амур, как водная магистраль, ускорял движение.
Совещание закончилось. Лейтенант Овсянкин и прапорщик Дымов задержались в доме Аксенова. Командир «Востока» для передачи рапорта Дымова об увольнении с военной службы, Николай – для личного разговора. Острено не сразу узнал возмужавшего однополчанина. Когда-то безусый юноша отпустил теперь голландскую бородку, раздвинулся в плечах. Движения его были уверенны, а серые глаза тлели дремлющим вулканом, столько в них было энергии и желания действовать. После теплых приветствий Острено пригласил моряков на чай. Николай радовался, с какой легкостью тот наложил согласительную визу на его рапорт и дал слово оформить через губернатора его скорое увольнение. Разгадка такой покладистости объяснилась, когда инспектор зачитал письмо морского офицера В. Збышевского к вице-адмиралу Путятину: «С 1847 года китам Охотского моря не было ни одного года отдыха: янки брали с нашего моря дань ежегодно, они истребляли их эскадрами в двести судов. За 12 лет, с 1847 по 1859 год, вывезено жира и уса на 130 миллионов долларов. Отдельные капитаны добывали до 4 тысяч бочек жира и привозили его в Гонолулу. Цены на жир составляли 30–40 долларов за бочонок (баррель) и 70 центов за фунт уса. У Шантарских островов (о-в Феоктистова) флот из 60 кораблей убивал до 50 китов в день… С кита добывали от 100 до 250 бочонков жира (бочонок-баррель = 10 пудов)».
– Вот почему благословляю тебя, прапорщик Дымов, на богоугодное и полезное для Родины дело, создать русский китобойный флот и доказать варягам наши способности в производстве, промысле и торговле. Пользуясь правом инспектора и начальника всех Восточных портов, передаю в созданную тобою китобойную компанию восьмидесятитонное судно, конфискованное у английских разбойников за нарушение правил лова рыбы у российских берегов. С обязательным условием: не только бить китов, но и бороться с иностранным браконьерством. Вот тебе на этот счет соответствующая инструкция.
«Наблюдать, чтобы никто из иностранных китоловов не входил в бухты и заливы и не подходил ближе 3 миль к нашему берегу», – написал на бумаге короткий приказ Острено.
От свалившейся на него удачи Дымов какое-то время не мог прийти в себя. Инспектор, видя растерянность молодого офицера, подбодрил его самым простым способом – крепко обнял за плечи. В завершение передал письмо от Лизы. Радости Николая не было предела.