Завещание Ленина

Добавим: это был культ сверхличности, но не сверхчеловека, ибо в лице Сталина прославлялся советский народ, воздавалась хвала Советскому Союзу. Его имя явилось олицетворением намного более значительных факторов исторического процесса. Злобный враг Сталина Л. Д. Троцкий отметил в своем дневнике: «Победа… Сталина была предопределена. Тот результат, который зеваки и глупцы приписывают личной силе Сталина, по крайней мере, его необыкновенной хитрости, был заложен глубоко в динамику исторических сил. Сталин явился лишь полубессознательным выражением второй главы революции, ее похмелья».

Требуется уточнение. Сталин совершенно сознательно и твердо проводил политику, соответствующую исторической необходимости и выражающую волю народа: государственное строительство, создание и укрепление великой державы. И это было не похмелье революции, а завершение ее разрушительного периода, где на первых ролях выступал Троцкий, и начало нового созидательного этапа, где подобные ему деятели были вредны. Тут требовался Сталин. А уж личной силой и ясным разумом он не был обделен.

Вспомним, как идейный недруг большевиков писатель Марк Алданов в конце 1927 года охарактеризовал Сталина: «Это человек выдающийся, бесспорно самый выдающийся во всей ленинской гвардии…» Через несколько лет он отметил: «К сожалению, не могу признать лицо Сталина незначительным. В нем есть и сила, и значительность… С тех пор, как существует мир, дураки диктаторами не становились…» Керенский с восторгом сравнивал Сталина с Петром I и называл его «Он» с большой буквы.

Сталин совершил нечто невероятное. Это следует уже из отношения к его деяниям русских крупных экономистов, политологов, юристов, философов, находившихся за границей. В 1920—1930-е годы они писали о неизбежном крахе Советской России и ее руководителя. Да и в самом СССР вряд ли было много людей из числа интеллигенции, кто думал иначе.

А как же народ? Трудился и поддерживал Сталина. Из страха? Нет, из чувства самосохранения. Не репрессии пугали, а возможность — вполне реальная — новой гражданской войны и разрушения державы. Политические свободы? Отстаивать право на партийные склоки и демагогию русский народ не привык. Буйная многопартийность была связана с периодом Гражданской войны. Однопартийность соответствовала самодержавию и была гарантом мирной трудовой жизни.

Сталина можно считать мыслителем не теоретиком, а практиком. Он не был твердокаменным марксистом: отступал от догм, проводя именно русскую идею. Так, в 1934 году он критически отзывался о некоторых высказываниях Энгельса, огульно охаивавшего политику царского правительства. А осенью 1945 года в обращении к народу писал о вероломном нападении Японии «на нашу страну» в 1904 году. До этого он, как известно, ввел погоны, подчеркивая единство с прошлой Россией. Он был именно русским патриотом (в июне 1935 года, беседуя с Роменом Ролланом, он обронил — «мы, русские…»).

* * *

У него были основательные знания во многих научных и технических дисциплинах. Обычно подобное «любительство» противопоставляют «профессионализму», безоговорочно отдавая все преимущества второму. В действительности ситуация не так проста. Узкая специализация уменьшает горизонты познания до минимума, определяя узость мировоззрения. О Сталине этого сказать нельзя. Некоторые его мысли поныне достойны обсуждения.

По его мнению, в природе и обществе накопление мелких изменений периодически вызывает революционные резкие конфликты и перемены как в природе, так и в обществе. Эволюцию животных ставил в зависимость от изменений окружающей среды. Отметил, что «в биологии теории неоламаркизма… уступает место неодарвинизм». В этом есть свой резон: ведь дарвинизм предполагает приспособление к среде пассивное, а ламаркизм — активное, меняющее собственную природу ради определенных целей.

Он утверждал философию монизма: «Единая и неделимая природа, выраженная в двух разных формах — в материальной и идеальной; единая и неделимая общественная жизнь, выраженная в двух различных формах — в материальной и идеальной, — вот как мы должны смотреть на развитие природы и общественной жизни». Сначала меняются внешние материальные условия, «а затем соответственно изменяется сознание, идеальная сторона». И если производство «принимает общественный характер, следовательно, скоро и собственность примет общественный характер».

Характерно, что и он, и Ленин, и Маркс идеями своими явно опережали изменение «материального базиса». Впрочем, Сталин говорил о единстве идеи и материи: «Сознание и бытие, идея и материя — это две разные формы одного и того же явления, которое, вообще говоря, называется природой или обществом». «Внешние условия существовали до нас и будут существовать после; они вызывают впечатления в нашем «я».

Через 20 лет Сталин повторил примерно то же самое. В мире, по его мнению, нет непознаваемого, а есть только непознанное, которое когда-нибудь будет открыто наукой.