Завещание Мадонны

– Может, куда-то и проникают. У нас в городе – нет. То есть того, что творилось в советские времена, точно нет. Можно выставиться за деньги, как я вам уже объяснял. Ну и фонды какие-то имеются. Творческие люди каким-то образом присасываются к иностранным грантам и благотворительным организациям, способствующим продвижению искусства. Я, признаться, сам диву даюсь, когда слышу про то, кому и на что дали грант. Я сам – понятно. Я выставлю кого угодно, да и то могу отказать… Унитазы с вылезающими из них руками мертвецов я у себя точно демонстрировать не буду. Но и у меня – признаю – бывают выставки, напоминающие день открытых дверей в сумасшедшем доме. Правда, в них участвуют иностранцы, жаждущие прорваться на наш рынок. Не только наши люди стремятся за рубеж, но и их граждане хотят показать свой товар нашим нуворишам. У меня складывается впечатление, что на Западе с каждым днем становится все больше и больше неадекватных людей.

– А у нас? – рассмеялась я.

– У нас они все-таки не лезут из всех щелей. У нас есть нормальные художники, у нас проводятся нормальные выставки, куда люди приходят, чтобы получить эстетическое удовольствие. Да Алису Румянцеву возьмите! Люди же приходят, покупают. Не миллионеры, средний класс, который хочет повесить ее картины, например, у себя в гостиной.

– Что обычно покупает немец, который присутствовал на аукционе, где мы с вами познакомились? Вальтер Кюнцель, если не ошибаюсь?

– Вообще он много покупает. Мне иногда делает конкретные заказы, я ищу то, что ему требуется, то есть его заказчикам. Он же не для себя это берет, а для своих магазинов. В последнее время его почему-то заинтересовали картины с лошадьми. У меня он интересовался немецкой и голландской живописью восемнадцатого и девятнадцатого веков. И именно с лошадьми.

Я вспомнила Аллу Иванихину и украденные картины, правда, ничего не стала говорить о них Галустьяну.

– Вы что-нибудь нашли?

– Пока нет. Вы сами видели, что он купил советские картины с лошадьми.

– А у того человека, который пожелал, чтобы оставшиеся после него картины были выставлены на аукцион, были картины восемнадцатого-девятнадцатого веков с лошадьми?

– Не помню, – сказал Галустьян. – Сходить на этот аукцион Кюнцелю посоветовал я. И, вероятно, он пойдет в Аукционный дом «Александр», когда там будут выставляться и другие лоты.

– Как вы считаете, почему было составлено именно такое завещание?

– А почему бы и нет? Коллекционер был одиноким человеком. Музеям завещать не хотел. Нашим музеям. Знал, что вполне могут разворовать для дальнейшей перепродажи. А так картины купят люди, которые в самом деле интересуются искусством, за ними будет должный уход. Дело всей его жизни не пропадет.

– То есть вас завещание не удивило?

– Нисколько. Кстати, могу дать вам адрес квартиры, где все это хранилось, душеприказчика, с которым также можете побеседовать. Но повторяю: здесь нет никакого криминала. Хотя, конечно, картины изначально могли достаться наследодателю не совсем законным путем. Но кто сейчас будет с этим разбираться?

Галустьян улыбнулся. Я записала еще несколько телефонов.

– Кстати, усопший был большим вашим поклонником.

– Правда?

– Регулярно смотрел ваши репортажи, читал статьи. Мы их с ним, помню, обсуждали.

– Насколько я поняла, он мог оставить в завещании просьбу пригласить меня на аукцион, где будут продаваться его картины.

– Мог, – кивнул Галустьян. – Но с какой именно целью, я вам не отвечу, – галерейщик развел руками.

– Вам имя Кейт Боланд ничего не говорит? – спросила я про американку, которая присутствовала на аукционе и купила картину Ярослава Морозова.

– Впервые слышу. Она художница? Скульптор? И из какой страны?

– Не знаю. А Елена Георгиевна Свешникова?

Галустьян развел руками. Я поняла, что мне пора откланяться. Возможно, в дальнейшем у меня возникнут еще какие-то вопросы, и я снова сюда приеду, но пока мне было не о чем спрашивать Галустьяна.

– Юленька, если вам потребуется оценить какую-то вещь, обращайтесь, – предложил Артур Рубенович. – Если сам не смогу, посоветую специалиста. Мало ли что вам попадется в процессе работы…

Я сказала, что вижу много интересных вещей в процессе работы, но они не мои.

– Знакомых присылайте, у которых дома стоит «всякий хлам». Знаете, сколько по-настоящему ценных вещей до сих пор хранится в коммуналках и хрущевках?

– Ну, люди оставляют их на черный день…

– Да люди часто понятия не имеют о том, что за сокровище лежит или стоит у них дома! Согласитесь, что большинство хранит предметы, доставшиеся от бабушек и прабабушек, – один, два, несколько. Человек держит какую-то статуэтку как память о бабушке, или она просто радует глаз своим внешним видом, а потом оценивается в несколько тысяч долларов. Если пришлете ко мне своих знакомых, вам – процент за посредничество, даже просто с оценки.