Завещание Мадонны

Интересно, сколько картин сумел приобрести Галустьян? Скажет ли он это мне? На аукционе он официально купил одну. Есть ли у него какие-то другие выходы на творения Ярослава Морозова? Возможно…

– Что вы хотите от меня? – опять спросила я у дамы в сари.

– Расскажите органам про план. У вас же много знакомых в органах? И про меня можете сказать, и даже про Алечку… Скажите, что мы не допустили вывоза нашего национального достояния за рубеж. Ведь украденное Ярославом Морозовым – это наше национальное достояние, не правда ли? И раз оно не досталось Алечке и мне… Ну, вы понимаете…

Но я в первую очередь была журналисткой. И мне требовался репортаж. Для меня главное – показать и рассказать что-то убойное, а не сообщать в органы полученную информацию.

Мне удалось убедить Виолетту Петровну дать мне официальное интервью. Я тут же свистнула Пашку, дожидавшегося в машине.

Просмотрев получившуюся запись, наш главный редактор Виктория Семеновна только присвистнула.

Глава 26

На следующий день позвонил Олег из ФСБ.

– Можешь записать два адреса и телефоны, – сказал приятель и дал мне координаты потомков адъютанта и политрука генерала Иванихина.

Я решила начать с политрука, хотя бы потому, что квартира находилась в пешей досягаемости от нашего холдинга. К адъютанту придется ехать через весь город. Если меня вообще согласятся принять.

Мои коллеги в холдинге проверили полученные мною адреса – на предмет официально зарегистрированных граждан. И результаты проверки тоже побудили меня направиться в квартиру политрука. Насколько я поняла, была жива его вдова. Ей стукнуло уже восемьдесят девять лет, а в таком возрасте время тянуть нельзя. Да, конечно, она уже и теперь могла пребывать в плачевном состоянии и ничего не помнить, но шанс был. Мои коллеги смогли выяснить, что у этой женщины три сына, правда, получалось, что старшего она родила в двенадцать лет. Теперь у нас и в одиннадцать рожают, а потом дают интервью всем, кто пожелает, но до Великой Отечественной войны… Тогда вообще-то замуж девственницами выходили и только по достижении совершеннолетия. Хотя, конечно, все могло быть…

Виктория Семеновна сказала, чтобы мы отправлялись в квартиру Суровцевых без звонка. Хорошо бы еще с соседями поговорить. Дом постройки девятнадцатого века, вполне могут жить потомки тех, кто знал политрука и, в свою очередь, рассказывал о нем потомкам, например, завидуя привезенному из Германии добру. С другой стороны, все жильцы могли смениться, и не один раз.

Мне повезло. В чистом небольшом дворе на скамеечке сидели две бабушки.

– Никак Юлия Смирнова? – присмотрелась ко мне одна.

– Ну-ка, кто у нас тут набедокурил? – тут же оживилась вторая.

Я села рядом с бабушками на скамеечку, Пашка извлек из кармана банку пива. Я спросила у бабушек, знают ли они семью Суровцевых.

– Еще бы! – хмыкнула одна.

– Только сейчас у них ничего интересного не происходит, – сказала вторая. – По сравнению с тем, что тут после войны творилось… – Она мечтательно закатила глаза. – Я-то тогда девчонкой была, но мама с бабушкой до самой смерти вспоминали, что бабы из-за Андрея Павловича устроили…

Андреем Павловичем, насколько я знала, звали того самого политрука, который воевал вместе с генералом Иванихиным и вместе с ним дошел до Берлина.

– Ох, какие страсти тут кипели, ох, какие страсти! – закатила глаза вторая бабушка.

Я всем своим видом показывала желание узнать, что случилось в семье Суровцевых. Бабушки, в свою очередь, были рады удовлетворить мое любопытство.

Андрей Павлович происходил из семьи потомственных военных, его супруга – из семьи ученых. Ее отец был известным советским академиком. Поэтому у семьи и была большая отдельная квартира, когда основная масса жителей Ленинграда ютилась в коммуналках. Именно в этой квартире академика и жила молодая семья. У Андрея Павловича и его супруги, порядочной женщины из приличной семьи, родились два сына. Супруга и два сына всю блокаду прожили в Ленинграде. Дед-академик работал на благо советской науки, как, впрочем, и супруга политрука. Конечно, они терпели лишения, как и все, кто находился внутри блокадного кольца, но пользовались какими-то дополнительными благами по сравнению с простыми гражданами. Правда, это не имеет никакого отношения к тому, что случилось после войны.

Андрей Павлович, оторванный от семьи не на один год, завел роман с молоденькой медсестрой. Он был не первым и не последним в истории, кто во время военного похода отдыхал в объятиях женщины, оказавшейся рядом. Но по возвращении в родную страну и в родной город он решил начать новую жизнь, то есть продолжить совместную жизнь с медсестрой, к тому времени уже ожидавшей от него ребенка.

Жена Суровцева, верно дожидавшаяся мужа с войны, конечно, не желала мириться с таким положением вещей, но… Андрей Павлович твердо решил остаться с медсестрой. Супруга вызвала неверного мужа для разговора в квартиру, на которую он не предъявлял никаких прав. Тем более ему, как герою войны, была выделена площадь, на которой он и обосновался с новой семьей. Медсестра тоже была орденоносицей.