Завещание Малого Льва

— Спасибо, — усмехнулся он, — это утешает. Если бы не Руэрто, ты полюбила бы меня. И Зела, если бы не Ричард, полюбила бы меня. Если бы не Сиргилл, Термира была бы моей… даже мадам Грэф вышла бы за меня замуж, если бы не Ратиарх. И Герда предпочла сначала Ясона. Я всегда на втором месте. Такая уж видно моя планида… Ладно, Гева, я ведь пришел поговорить не об этом. У меня к тебе просьба. Огромная просьба. Я больше не знаю, к кому обратиться.

— Что такое? — насторожилась она, — что еще у нас случилось?

— Да ты знаешь что, — сказал он, — родился ребенок. Ему нужна семья.

Леций выразительно посмотрел на нее своими небесно-голубыми глазами, ей всегда нравилось в эти глаза смотреть, но сейчас она даже испугалась, что поддастся его очарованию.

— Нет-нет, — замотала она головой, — даже и не начинай!

— Но почему, Гева? Он ведь не чужой вам с Руэрто!

— Да, — усмехнулась она, — далеко не чужой! Эрто он брат.

— А мне племянник. Ну и что? Он же ни в чем не виноват! Я сам хотел забрать его, Гева, но куда? У меня нет жены, я буду искать лаклотов, и я никого сейчас не в состоянии любить. А парню нужна любовь.

— И ты хочешь, чтобы я взяла в дом отродье этой Сии и полюбила его как родного сына?

— Хотел бы, — вздохнул Леций.

— За кого ты меня принимаешь?

— Ты великая женщина, Гева.

— Это не так, — сказала она, — знаешь, я бы даже согласилась взять его на воспитание… но никогда в жизни я не соглашусь, чтобы он называл нас родителями. Это уж слишком.

— Ты ведь уже брала мальчишку. Урода, аппира. Ты смогла его полюбить!

— Но ведь он не был сыном этой женщины!

Леций схватился за голову, сминая свои мягкие, пепельные, уже мокрые от растаявшего снега волосы.

— Тупик! То же самое говорит мне Конс. Все ненавидят эту женщину. И что мне делать?

— Как что? — удивилась Гева, — по-моему, надо просто отдать ребенка Скирни. Она с ним неплохо справляется. А полюбить его вряд ли кто-то еще сможет.

— Тогда она потеряет мужа, — сказал Леций, — Льюис и так сбежал на Шеор. Хочешь, чтобы он совсем не вернулся?

Гева только представила эту ситуацию, и у нее даже руки опустились.

— Господи, как я ненавижу эту женщину! — сказала она с чувством о своей чумной свекрови, — как же она умеет испортить всем жизнь!

— Скирни такой участи совсем не заслужила, — твердо сказал Леций, — она шестнадцать лет своего прекрасного принца ждала, пусть живет спокойно. К тому же мальчик — мутант. Она с ним не справится. Тут одной любви мало. Тут нужна ты, Гева, твой опыт и твоя сила.

— Я тоже не справлюсь, — сказала Гева, — у меня не будет любви.

— И что же делать?

— Да пока ничего. Пусть живет в больнице, в детском корпусе. Там полно таких детей.

— Сирот.

— Да, сирот. А он кто?

— А он… — Леций устало поднялся, — а он, кажется, всё-таки мой сын.

В дверях они с пришедшей Скирни столкнулись. Та посмотрела на него удивленно и, как Геве показалось, даже испуганно.

— Ой, дядя… извините, я, кажется, не вовремя?

— Да нет, — хмуро сказал он, — вовремя. Я уже ухожу.

И Гева вдруг заметила удивительную метаморфозу: Скирни из растерянной, взволнованной девочки, ее пациентки, мгновенно превратилась в доктора. Она тоже поняла, что с сердцем у правителя не всё в порядке, и сразу обеспокоилась.

— Дядя, тебе нужно ко мне зайти, — сказала она наставительно.

— Считаешь? — усмехнулся он.

— Да. И не откладывая.

— Ладно, доктор. Как-нибудь загляну. Только я тебе теперь не дядя. И Льюис твой — не племянник.

Скирни застыла, снова растерявшись, и так и стояла, пока он не ушел.

— Бедный… он так выглядел, когда Риция умерла. Помнишь, Гева?

— Это было давно.

— Да. Я зашла к нему в кабинет, а он сидит такой с бутылкой…

— Мужчины слабые, — вздохнула Гева, — гораздо слабее нас, женщин. Думаешь, Герде сейчас легко?

— Не думаю, — покачала головой Скирни, — я вообще не знаю, что у них случилось. Это… это из-за ребенка?

— Возможно. Этот ребенок, мне кажется, способен разрушить не одну семью. Еще только родился, а уже столько проблем от него.

— Ну что ты, Гева, — Скирни даже прослезилась от жалости, — как ты можешь так говорить? Он ни в чем не виноват. Его самого бросили, маленького, беспомощного. Это мы, взрослые, так запутались в своих отношениях, что детям нет житья.

— Хорошо, — сказала Гева, — может, ты и права. Давай будем распутывать. Ты ведь за этим пришла?

Скирни села на диван и тяжело вздохнула. У нее были совершенно детские глаза — небольшие, темные как смородины, быстрые, в густых щеточках коротких ресниц, а родинка на щеке довершала этот очаровательный образ.

— Да. Льюис сказал, ты можешь помочь.

— Думаю, что смогу.

— Мне даже неловко… я сама врач…

— Тут не врач нужен, а жрица Термиры.

— Ты сможешь стереть мою память?

— Я могу и это, — сказала Гева, — но сначала я просто хочу понять. Так что у вас происходит, Скирни?

Скирни взглянула своими детскими глазами, щеточки ресниц были влажные от слез.

— Мое тело меня не слушается, — призналась она, — оно просто деревенеет… я даже представить не могу себя раздетой. Вот что происходит.

— Ты стесняешься своего тела?