Завещание Малого Льва

— Мне там один охранник нравился. Или я его жалела? Я иногда путаю любовь и жалость, они так похожи! Он потом все-таки умер, болел чем-то. Я сама к нему ходила, никто меня не заставлял. А девицы наши со двора надо мной смеялись. Они все к Молчуну бегали или к другим, кто поздоровее.

— Так ты другого любила? А тут я с неба свалился! Вот как всё было, оказывается?

— Ну, что ты, Льюис!

— Я ведь тебя даже не спросил, — дошло до него.

— Никого я не любила, кроме тебя. Успокойся. Всё самое прекрасное было на озере Нучар. Помнишь? Я купалась, а ты сидел на берегу.

— Ага. И подсматривал.

— Ах, вот так даже?

— А что ты хочешь? Мужчины — такие порочные создания.

— Почему у нас теперь так не получается, Льюис? Я сама измучилась и измучила тебя. Может, нам вернуться на это озеро?

— Ты же говорила, что ступать не хочешь на эту планету.

— Но озеро тут ни при чем. Там я была счастлива.

— Ладно. Попробуем. Только не сегодня, Скирни. И не завтра. Завтра надо расчищать пустыню.

Леций стоял у себя в кабинете перед портретом отца. Сиргилл, как живой, смотрел на него добрым и бесконечно терпеливым взглядом. Он был такой сильный!

— Папа, — взмолился Леций, — папа, что мне делать? Всё, что создаю — всё рассыпается. Аппиры не возрождаются, за редким исключением. Есть только крохотная горстка талантливых ученых и маленькая колония в долине Лучников. Остальные как были паразитами, так и остались. Они не хотят лечиться, они не хотят работать, им нравится пребывать в дерьме. Им это просто нравится, и я ничего не могу с этим поделать! Тогда зачем всё это нужно, папа? Я устал. Мой сын опять потерялся в прошлом, моя дочь — шлюха, моя сестра — чудовище, а моя жена никогда меня не любила. И я уже ничего не смогу начать сначала. Я ни во что не верю. Я не верю в себя, я уже не так наивен… а единственная женщина, которую я мог бы полюбить, никогда моей не будет. К черту, папа… мне чужого не надо. Я только хочу сделать хоть что-то полезное в своей жизни, раз всё остальное — мираж. Я найду лаклотов. Я их уничтожу… или хотя бы пойму, как это сделать. Пусть другие продолжат, а я начну.

Ощущение полной пустоты его не отпускало. Он не видел за метелью прекрасный город на заливе, в котором жили разные аппиры, в том числе и хорошие, умные, деловые, честные и гениальные. Ничего он этого не видел. Он достал бутылку из бара и отвернулся от окна.

Потом зашел Эдгар, отобрал бутылку, закрыл дверцу бара.

— Пап, что за привычка — лакать в одиночестве?

— Есть такая привычка, — усмехнулся Леций.

— Не переживай ты так. Ты что, ее не знаешь? Она еще вернется.

— К кому?

— То есть?

— Меня уже тут нет. Я испарился! Я ищу лаклотов… а вы тут, как хотите.

Эдгар присел на стул.

— Ты пьян, папа?

— С чего? С двух рюмок?

— Которые по полковша? Ты вообще соображаешь, что ты говоришь? Где ты собираешься искать лаклотов? Они в других галактиках. Туда каналов нет.

— Наших — нет, — согласился Леций, — но они наверняка оставили свои. Надо только найти, где они.

— Один есть, — хмуро сказал Эдгар, — на Шеоре. До сих пор не знаем, как его заткнуть.

— Это была их ошибка. Но были же и нормальные, рабочие магистрали. Ведь как-то же они все отсюда утекли?

— Миллион лет назад! Как ты их теперь найдешь? Надеюсь, ты помнишь, что в нашей галактике сто миллиардов звезд? Какой бы ты ни был гениальный Прыгун, твоей жизни не хватит.

— Я не собираюсь тыкаться вслепую, Эд. Я буду собирать информацию.

— Да кто об этом может помнить?!

— Оборотни.

— Папа… ты собираешься с ними контактировать?

— Почему нет? Ты же контактировал?

— Еще как, — усмехнулся Эдгар, — Алеста до сих пор пилит!

— Меня пилить некому, — сказал Леций, — терять мне нечего, а отца моего погубили лаклоты. Только это сейчас имеет значение.

— У тебя, кроме отца, еще и дети есть, — напомнил Эдгар, — Ассоль совсем одна останется. Что с ней будет?

— А что с ней еще может быть? — вздохнул Леций, — всё уже случилось. Моя дочь — шлюха. Сам знаешь.

— Ну… моя, положим, тоже, — пожал плечами Эдгар, — даже профессиональная. Это же не значит, что мы не должны их любить.

— Люби, Эд. Ты это умеешь. А я уже никого любить не способен.

— Папа…

— Все запасы исчерпаны. Я равнодушен к дочери, я разлюбил жену, я ненавижу аппиров, и мне плевать на золотых львов. С таким настроением, сам понимаешь, мне лучше отсюда убраться.

— Понимаю, папа. Чем я могу тебе помочь?

— Не бросай Ассоль. Кто-то же должен ее любить… хотя даже у тебя это не очень получается.

— Да уж! После тех придурков, которых я периодически вышвыриваю из ее кровати! Моя Аола хоть на сановников зарилась и на аристократов. А эта — на всякую шваль.

— Аппирская кровь, — сказал Леций с горечью, — ничего тут не поделаешь. Им хочется дерьма. И я даже своей дочери не могу этого запретить. Они такие, Эд. Почти семьдесят лет должно было пройти, чтобы я понял: они просто такие.

— Они разные, папа, — возразил Эдгар, — просто это ты не в духе. Тебе вообще надо бы врачу показаться.

— Надо, — кивнул он, — напоследок. Покажусь.

— А на кого ты всё это оставишь, ты мне скажи?