Завещание мужества

Но едва-едва миновав первую треть этой новой, открывшейся перед ним дороги, он был сражен в мирное утро, когда не осколки, а февральские ветры свистели за больничным окном.

Всего одна треть… Но она бесценна. Она стоит продолжительной и плодотворной жизни.

Того, что успел сказать Семен Гудзенко, хватит надолго.

Вот почему он по-прежнему в дороге, он открывает новые земли, завоевывает новые сердца.

Юрий Левитанский Памяти ровесника

Мы не от старости умрем —

От старых ран умрем…

С. Гудзенко

Опоздало письмо.
   Опоздало письмо.
     Опоздало.
Ты его не получишь,
   не вскроешь
     и мне не напишешь.
Одеяло откинул.
   К стене повернулся устало.
И упала рука.
   И не видишь.
     Не слышишь.
     Не дышишь.
Вот и кончено все.
   С той поры
     ты не стар и не молод,
и не будет ни в'eсен,
   ни лет,
      ни дождя,
       ни восхода.
Остается навеки
   один нескончаемый холод
продолженьем
   далекой зимы
     сорок первого года.
Смерть летала над нами,
   витала, почти ощутима.
Были вьюгою белой
   оплаканы мы и отпеты.
Но война,
   только пулей отметив,
     тебя пощадила,
чтоб убить
   через несколько лет
     после нашей победы.
Вот еще один холмик
   под этим большим небосклоном.
Обелиски, фанерные звездочки —
   нет им предела.
Эта снежная полночь
   стоит на земле
     Пантеоном,
где без края могилы
   погибших за правое дело.
Колоннадой тяжелой
   застыли вдали водопады.
Млечный Путь перекинут над ними,
   как вечная арка.
И рядами гранитных ступеней
   уходят Карпаты
под торжественный купол,
   где звезды мерцают неярко.
Сколько в мире холмов!
   Как надгробные надписи скупы!
Это скорбные вехи —
   пути моего поколенья.
Я иду между ними.
   До крови закушены губы.
Я на миг
   у могилы твоей
     становлюсь на колени.
И теряю тебя.
   Бесполезны слова утешенья.
Без тебя мне шагать
   и подхватывать песню на марше.
Ничему не подвластен
   железный закон притяженья
к неостывшей земле,
   где зарыты ровесники наши.

Лев Озеров Словарь русского языка

Это было поздней осенью 1955 года.

Ольга Исаевна Гудзенко, мать Семена, ставшая после его смерти другом всех его друзей, сказала мне:

— Я хочу подарить вам первые три тома словаря русского языка. Семен подписался на него и успел получить первые тома.

Подойдя к книжной полке и прикоснувшись к серым корешкам с золотым тиснением, она продолжила:

— Вот они! Возьмите! Остальные будете получать по мере их выхода. От имени Семена.

Три тома словаря я отвез домой. Здесь я увидел, что словарь начал выходить в 1950 году, и Семен — по принадлежности к поэзии и филологии — заинтересовался этим фундаментальным многотомным изданием, рассчитанным на многие годы и на долгую жизнь человека.

Магазин Академкниги помещался на улице Горького, напротив телеграфа, в очень удобном для покупателей, продавцов, для самих книг помещении. Потом в этом помещении открыли кафе, а Академкнигу перевели в дом напротив Моссовета, по правое копыто коня Юрия Долгорукого.

Я подходил к стойке отдела подписных изданий и говорил:

— Гудзенко, Семен Петрович, Чайковского, 13, квартира 23.

Продавщица отыскивала в картотеке его карточку, на которой вслед за действительными двумя подписями Семена Гудзенко с печальной неопределенностью расписывался я.

Шли годы. Выходили очередные тома. Менялись члены редколлегии словаря, некоторые из них оказывались в траурной рамке. А я все продолжал неизменно подходить к прилавку и говорить продавщице:

— Гудзенко, Семен Петрович, Чайковского, 13, квартира 23.

Четырнадцать томов. Четырнадцать разных переживаний.