— Мер… — и что сказать? Хочу признаться в любви, броситься в ноги, но ведь я решил, что не могу быть эгоистом. Не с Мередит.
— Не надо, — девушка поднимает руку, приказывая мне замолчать. Я опоздал. — Я ехала десять часов и не хочу сейчас слушать нотации, саркастические комментарии или очередные сравнения с матерью. Увольте, я наслушалась от тебя всякого. Хочешь презирать меня — ладно, но делай это молча, не смешивая меня с дерьмом.
Мередит устало стягивает с себя толстовку с буйволом, символом штата Вайоминг, проходит мимо меня, закинув ее мне на плечо. Машинально хватаю ее за плечо, заставляя остановиться. Ее равнодушный взгляд безумно злит меня, и я вопреки ее просьбе и здравой логике начинаю ее отчитывать:
— Где ты была? Почему ты не позвонила? Ты не подумала, что за тобой мог следить тот отморозок? Полиция до сих пор ничего не нашла, а ты решила развеяться? О чем ты думала, черт возьми?
Мередит выхватывает свою руку, съеживается и огрызается:
— Я думала о том, что мне разбили сердце! Надоело опускать глаза и оправдываться. Я думала о себе, понятно?
Мой голос срывается на гортанный рык, и я повышаю голос:
— Глупая, мы думали, что тебя убили или…
Закрываю рот до того, как сказал, чего боялся больше всего. Озвучивать это ужасно и хреновее, чем эгоизм. Нельзя даже допускать такие мысли.
— Или что, Маркус? — в глазах Мередит загорается интерес, хотя лицо остается бесстрастным. — Что могло еще тебя беспокоить хотя бы секунду?
Зажмурившись, я выпаливаю:
— Или что ты уехала. Вернулась в гребаный Нью-Йорк или решила уехать на учебу в Англию. Добровольно покинула нас… меня. Если бы ты ушла, мне бы пришлось привыкать жить без тебя. Без твоих краснеющих щек, когда ты смущаешься от каждого приятного слова, без самой доброй и искренней улыбки во всем мире, без оленьих глаз, смотрящих на меня каждый день. Я не могу представить себя, если не услышу твой мягкий смех и не увижу ангельские волосы, рассыпанные на подушке или моей груди.
Внутренний голос или сердце говорит, что я должен договорить, сказать те самые три слова, но страх или нечто такое же тупое заставляет меня заткнуться. Открываю глаза, чтобы посмотреть на Мередит. Ее глаза наполняются слезами, губы приоткрываются. На мгновенье кажется, что Мер смягчается, но девушка тут же вырывает свою руку и сдавленным голосом произносит:
— Этого недостаточно, Маркус. После всех твоих слов, сказанных раньше, этого не хватит. Я не могу забрать свои слова назад, но закончим на этом. Наш договор…
— Я люблю тебя, Мередит, — затыкаю ее.
Девушка удивленно распахивает рот, и я подаюсь порыву и целую ее. Одной рукой подхватываю ее и поднимаю в воздух, продолжая сплетать наши губы и языки. Мередит колеблется, и я мечтаю, чтобы она меня оттолкнула, накричала, ударила. Все что угодно, лишь бы не отдавалась мне.
Но Мередит не слышит мои мысли и принимает меня, прижимаясь ко мне всем телом. Свободной рукой расстегиваю ширинку на ее джинсах, пальцами залажу под трусики и подушечками провожу между складок. Влажная и готовая. Всегда. Мер выгибает спину, и я понимаю, что мы не сможем добраться даже до дивана. Усаживаю ее на лестницу и отрываюсь. Свет из коридора светит на ее лицо и правую часть тела. Сердце завывает от того, что в ее прекрасных сине-зеленых глаз ни проблеска сомнения.
Черт, не могу сдерживаться. Не с ней. Я слишком слаб.
Впиваюсь в ее губы еще раз и тянусь к краю маленькой белой маечки. Только сейчас замечаю, что на ней нет бюстгальтера. Пышные набухшие груди выпрыгивают перед моим лицом, а твердые соски так и просят их ублажить. Откидываю хлопковый клочок ткани в сторону и, облизнувшись, шепчу:
— Надеюсь, у тебя больше нет такой одежды, иначе я выкину ее. Никто не должен видеть эту красоту.
Мер хихикает, и это просто невероятно сексуально и мило.
Сажусь на колени между ее ног и целую каждый прекрасный комочек, вбирая их в рот и посасывая. Мередит втягивает воздух сквозь зубы и стонет. От ее сладостного вскрика, когда я слегка прикусываю ее левый сосок, моя голова кружится. Тихий, почти мертвый голос разума все еще твердит мне о том, что это наш последний раз. Я должен запомнить каждый изгиб тела Мередит, ее родинки, родимое пятно на пояснице, светлые волоски и мягкую бархатистую кожу. Больше я не смогу это увидеть и потрогать.
Я увлекся грудью Мер, поэтому приподнимаюсь и целую ее лицо, губы, веки, щеки. Все, что попадется. Она отвечает. Все происходит сумбурно, неаккуратно, словно если мы не займемся сексом, то мир взорвется. Отрываюсь от ее рта, кидаю быстрый взгляд на бедра Мередит, вновь смотрю в ее глаза и прошу (или скорее приказываю):
— Откинься назад и приподнимись.