Завещание поручика Зайончковского

За долгие годы своего учительства никогда Вадим Силантьевич – или Силантьич, как между собой звали его ученики, и, пожалуй, мы для краткости будем иногда называть его так же, – не испытывал таких трудностей при подготовке этой темы. Потому что то, что творилось сейчас вокруг истории великой войны, к выяснению исторической истины – а именно ей по мере сил своих всю жизнь стремился он служить, – не имело никакого отношения.

Один убийственный пример. Уточненная в последнее время страшная цифра только военных потерь, то есть только людей в военной форме, не считая потерь среди мирного населения, – около 14 миллионов, – долгое время не имела надежды попасть в широкую печать. Почему, спросите? Да потому только, что эта упорно неоглашаемая цифра жестко свидетельствует: на каждого убитого немца приходится едва ли не два убитых бойца армии-победительницы. Это страшное свидетельство. Но особо – для тех, кто ценит полководческий гений генералиссимуса Сталина. Поскольку гениальность того, кто вел войну вот таким жутким способом, оказывается под очень-очень большим вопросительным знаком. У Рыболовлева погибли оба деда и три дяди. Он знал цену победы.

Силантьич набирал на своем ноутбуке фрагменты выступления по радио Черчилля – 22 июня 1941 года, в связи с германским нападением на СССР. Выступление это очень подбодрило бы в те дни советских людей. Но его от них скрыли.

«На протяжении последних двадцати пяти лет, – говорил Черчилль, – никто не был таким упорным противником коммунизма, как я. Я не откажусь ни от одного слова, которое я когда говорил о нем. Но все это бледнеет перед тем зрелищем, которое раскрывается перед нами теперь. Прошлое с его преступлениями, ошибками и трагедиями отступает в сторону. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые отцы их возделывали с незапамятных времен. …Я вижу десять тысяч деревень России, где средства к существованию с таким трудом выжимались из земли… Я вижу, как на все это надвигается в чудовищном натиске нацистская военная машина, с ее щеголеватыми прусскими офицерами, которые звенят шпорами и щелкают каблуками…»

И Силантьич подумал: «Ну точно, как “Семнадцать мгновений весны”! Создатели фильма этими шпорами и каблуками как раз некстати и купились…»

Учитель был уверен, что ползучий молодежный неофашизм в России начался с этого сериала. Эстетика победила этику! Сияющие голенища сапог, рука, взлетающая в фашистском приветствии, щеголеватые нацисты в исполнении всеми любимых обаятельных актеров… Этому и стали подражать подростки. Потому что столь же впечатляющего, но отвращающего облика фашистских зверств, Холокоста они нигде не увидели.

Учитель допечатал выбранный фрагмент из речи Черчилля: «Всякий человек или государство, которые борются против нацизма, получит от нас помощь. …Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу любую помощь, какую только сможем оказать». И стал перечитывать в Интернете две совсем свежие статьи, последовавшие в постоянно им читаемой московской газете «Время новостей» одна за другой.

Глава 34 «Тойота-Лексус» вновь на дорогах Сибири

– Мобилу! Щелкни скорей – это они!

– Все. Снято.

– Нет ее в машине. Точно. Два пацана на заднем сиденье. Головы стриженые.

– Сейчас рассмотрю. Так. Похоже, так.

– Значит, она где-то там одна – без этих хмырей! Другого случая может и не быть, слушай!

– Похоже.

– Вот куда они отвалили? Надолго или нет?

– Понятно куда. В Бийск. Пацанов на поезд сажать.

– Почему думаешь?

– А чего тут думать? Вариантов особых нет. Они ее просто так одну не оставят. На станцию едут. Больше некуда. Пацаны-то – из Оглухина. Не понял, зачем они их таскали.

– Одного таскали. Второго отсюда забрали.

– Нам это – один хрен. Вопрос – где она?

– Узнаем. Свет не без добрых людей.

– А сколько времени их не будет?

– Это высчитаем сейчас. Не проблема.

* * *

– Калуга, ты черный джип видел?

– Ну.

– Не узнал, что ли?

– Не узнал…

– А они нас узнали, не боись! И что Жени с нами нет – засекли!

– Да с чего, Сань? Мы быстро шли.

– Мы шли, а они стояли! Мужик из машины мобильником нас щелкнул.

– Ты что, серьезно?

– Очень серьезно.

– Да что им надо-то от девчонки?

– Что-то, значит, надо, если всю дорогу мы на них натыкаемся. Одна надежда – они ее на Алтае не найдут.

– А вот такой надеждой, Саня, особенно-то тешить себя не надо. Видал, как тетка ее нашла? Мать пацана, которого Женя из речки выудила?

За сутки! И кто хочешь так найдет. У нас на родине язык до Киева доведет.

– До Киева теперь не больно-то. «Я на вашей мови не розмовляю», и отшейся…

– В общем, пацанов по-быстрому отправлять надо – и назад. Если поезд отменен или что – сдаем начальнику станции. Если на что надеяться – скорее уж на Тосю. Умная псина. Она их запах вспомнит – помнишь, ночью в лесу Женю выручила? Порвет.

Мячик за Лешиной спиной обиженно сопел. Чего это – «сдаем»? Он багаж им, что ли?