Завещание предков

  Среди густо торчащих стрел углядел заступ, то бишь лопату с длинным древком. Пойдёт. Схватил её и выставил в приближающегося врага. Справа вылетели, блестя бронью на солнце, бояре и, опустив рогатины, полетели на монгол.

  - Китеж!

  Двадцать против семи десятков.

  Удар!

  На нас летела оставшаяся часть. Нацелил своё шанцевое копьё в грудь коня и прикрылся щитом, плотно и прочно стараясь упереться в землю. Руку рвануло в сторону. Удар! Бум!

  Теряя сознание, услышал более громкий клич:

  - Китеж!

14.

  Внимая ужасам войны,

  При каждой новой жертве боя

  Мне жаль не друга, не жены,

  Мне жаль не самого героя...

  Увы! утешится жена,

  И друга лучший друг забудет;

  Но где-то есть душа одна -

  Она до гроба помнить будет!

  Средь лицемерных наших дел

  И всякой пошлости и прозы

  Одни я в мир подсмотрел

  Святые, искренние слезы -

  То слезы бедных матерей!

  Им не забыть своих детей,

  Погибших на кровавой ниве,

  Как не поднять плакучей иве

  Своих поникнувших ветвей...

  (Николай Некрасов 1856 г.)

  - Через Смородину-реку перейдёт только мёртвый. А если через неё перейдёт живой, вмиг мёртвым станет. Но увидеть Смородину можно и живому. Надо только пролить каплю крови нежити в воду любой реки. И эта река станет рекой Смородиной.

  - Сказки это всё, баба Мяга, сказки.

  Мяга улыбнулась:

  - Сказка - ложь, да в ней намёк!

  И протянула чашу с напитком.

  - Вот, выпей.

  Я с подозрением посмотрел на чашу:

  - А после я усну, как медведь зимой?

  Она рассмеялась.

  - Нет, милок. Это просто морс. Пей, не бойся.

  - Я и не боюсь. Чего бояться?

  А морс хорош, только странный какой-то привкус у него. Зажмурился и сразу открыл глаза.

  Надо мной толпились бояре.

  - Володимир Иванович. Жив ли?

  Тяжело поднялся и сел. В голове сразу заколотило молотом. Ох, голова моя! Видать, хорошо меня приложило. Посидел минуту и боль ушла. Гул прекратился, и я смог посмотреть по сторонам. Рядом стояли братья Варнавины, множество других, не знакомых мне бояр и Садов, внимательно смотрящий на меня.

  - Жив. Вот и славно.

  Ощупал голову.

  - Чем это меня приложило?

  - А заступом. Он пополам треснул, и половиной по шлему вдарило. Потом по тебе конь поганого кувыркнулся. Ты как мёртвый всю ночь пролежал. Наутро заметили, что дышишь. Ну, и слава Богу, что жив.

  - Погоди, как всю ночь?

  Я опять огляделся. Так. Солнце в зените, а монголы появились к вечеру. М-да. Опять пощупал голову. Справа прощупывалась здоровенная шишка. Опять посмотрел на окружающих.

  - А что за бояре вокруг? Или у меня в глазах двоится?

  - Это сотня боярина Лисина из дальнего дозора вернулась. Зело нам помогла. Аккурат сбоку поганым вдарили. Ибо совсем нам худо бы было.

  - А, вот как. Помоги мне встать, Тимофей.

  Поднялся и опять немного переждал лёгкое гудение в голове. Бояре подступили ближе. Один из них вышел вперёд и спросил:

  - Что делать-то будем, Володимир Иванович?

  Имени его я не помнил, да и не до этого мне сейчас.

  - Подождите, бояре, всё потом скажу. Пройдёмся, Тимофей Дмитриевич.

  Мы пошли по краю поляны.

  - Я помню, как на нас монголы налетели, что потом произошло?

  - Сотня боярина Лисина появилась. Это нам её сам Господь послал.

  И Садов размашисто перекрестился.

  - Дальше что?

  - Ну, порубили поганых, потом погубленных да язвленных собрали.

  - И сколько погибло?

  - Четыре холопа и все мужики, что к лесу утечь не успели.

  Так. Значит, в стычке боевые потери понесли только холопы. Понятно, что безбронные. И ещё мужики.

  - Дальше.

  - Дальше стали решать - что делать.

  Интересно. Даже хмыкнул:

  - Что же решили?

  Садов виновато опустил голову.

  - Решили подождать, как ты, Володимир Иванович, очнёшься.

  - Мудро-мудро. А почему именно меня стали ждать?

  Садов почесал затылок и произнёс:

  - Ну, дык, ты Велесов.

  Фамилию он выделил специально. Только что это значит? Или я чего-то забыл? Кубин говорил, что Велесов имеет большой вес тут, больший, чем, к примеру, погибший Горин. Но я тут причем? Даже если они действительно принимают меня за брата, то есть двоюродного брата Велесова, то даже в этом случае, по-моему, требуется решение князя? Или нет? Чёрт, не понимаю я в этих отношениях ничего. Надо у Кубина разъяснить этот вопрос.

  В раздумьях подошли к дальнему краю поляны. У совсем потухшего костра сидели два человека. Один пожилой, с длинной бородой, второй молодой, с только начавшими пробиваться усами. Оба с обритыми наголо головами, в кольчугах. Они сидели рядом и смотрели в потухший костёр. Я запнулся об эту картину. Эти два ратника мне кого-то напоминали. Садов подошел ближе и шепнул:

  - Лисины. Отец и брат.

  Лисины?

  А! Григорий Макарович Лисин, он же Кутерьма. М-да. Шепотом спросил у Садова:

  - Как звать брата и отца по батюшке?

  - Макар Степанович и Илья Макарович.

  Понятно. Я кивнул Садову и махнул рукой:

  - Иди, собери всех бояр на совет. Я сейчас подойду.

  Сел с Лисиными рядом. Они не шевельнулись. Понятно, что их повергло в шок весть о предательстве. Сидели и молчали. Что я им скажу, сам не знаю.

  - Почему? Скажи мне как отцу, почему так случилось?