Завещание рыцаря

Мы подошли к нему. В полукилометре от моста полным ходом шла лодка - "казанка", так их называют. Один человек, надвинув капюшон куртки, скорчился у мотора, взбивавшего воду за кормой в белую пену, второй - полулежал на носу спиной к нам. Лодка вдруг круто свернула, сбросила ход и по инерции вошла в незаметную протоку, затянутую камышом, как стеной. И откуда-то из-за этих камышей раздался далёкий, но вполне различимый злой голос:

- Сёмка, слышь?! Дождёсьси у нас, дождёсьси, понял?! - и трёхэтажный мат.

Лесничий со стуком опустил карабин прикладом на бетонный брус - ими был огорожен мост по краю. Тоскливо сказал:

- Обоих, сволочей, можно было снять… как на ладони… у-у-ухх!

- Что случилось-то? - непонимающе спросил Энтони.Семён Семёнович даже не посмотрел на него - не сводил глаз с реки.

А я, кажется, понял, что к чему. Чуть перегнулся с моста - и увидел: по реке, вяло шевелясь или вообще неподвижно, плыла рыба.

Много рыбы.

…- Не любят меня здесь, - лесничий теперь вёл машину медленней. И говорил неспешно - словно думал вслух. - Я, хоть и здешний, а в своих местах десять лет не был, с тех пор, как в армию ушёл. Вот два года назад, когда ВУЗ закончил, сам сюда напросился. Приехал - а все вроде и чужие. Тридцать стукнуло - неженат… Может, сам виноват - вернуться сразу надо было, а меня как после армии закрутило… - он покачал головой, потрепал уши овчарки.- Куда только не носило! И на Кавказе был, и на Балканах был… Вернулся. Чужой. Сёмка их затирает, Сёмка им в лес ходить не даёт, Сёмка им по реке плавать запрещает… А они - они что, свои, что ли?! - зло спросил он, на миг повернувшись к нам. - Да разве СВОИ так поступают?! Оккупанты, воры - у себя, у своих детей воруют! А им что? "На наш век хватит!"

- Током глушили? - тихо спросил я.

- Током, - кивнул лесничий. - И ведь знаю я - кто. А что я могу? За руку поймаю - тогда штраф. Смех один… Лесники почти все сами в… грехах по уши. А рыбнадзор местный вообще… - он не договорил, зло плюнул в открытое окно.

- Зачем это? - хмуро спросил Энтони.Я заметил, что на англичанина увиденное оказало настоящее шоковое воздействие - у него даже руки дрожали, когда мы садились в машину. - Ведь они даже не смогли её всю собрать! Зачем?!

- От жадности. И от тупой лихости, - зло ответил Семён Семёнович. - Мол, широка Россия, безгранична… А того, дураки, не понимают, что от этих вот самых разговоров о безграничности - беспечность и бесхозяйственность. У всего есть граница, у всего! Только у дурости людской - нету, что её… Знаете, пацаны, я ведь людей убивал, доводилось, - вдруг резко сказал он. - Я убивал. И меня убивали… и убили почти. Лежал я на камнях и думал: если выживу - домой вернусь. Вот за этим вот вернусь! - он ткнул большим пальцем за окно, где проносился вдоль дороги зелёный лес. - Так меня почему-то перемкнуло… Надо же это кому-то охранять? Чем я плох?

- Вы "зелёный"? - спросил Энтони. Семён Семёнович насмешливо сказал:

- Это те дурачки, которые возле нефтеплатформ на моторных лодках патрулируют? Ну, нет… Я и охотник, и рыбак… Вот помладше вас был - книжку про Бэмби читал. А классе в десятом, помнится, один такой Бэмби меня на дерево загнал и продержал там часов пять. Просто так - не глянулся я ему… Нет, пацаны, над природой не сюсюкать надо, а ОХРАНЯТЬ её. Разумно. Бережно… - он вздохнул. - Она ведь - часть России. Ни мы без неё, ни она без нас - не Россия, - он помолчал и повторил: - Не Россия. Поэтому сволочи этой я тут наглеть не дам. Не дам! - заключил он с ожесточением.

ГЛАВА 19.

До Тудыновки, находившейся уже недалеко от Татариново, мы добирались по лесам больше трёх дней - и за эти все три дня лесничий Семён Семёнович был первым и последним встреченным нами человеком. Помню, два года назад мы с мамой месяц отдыхали у родственников в Воронеже - и,вернувшись в Фирсанов, я никак не мог привыкнуть: почему так мало народу на улицах? Между тем, его было ничуть не меньше обычного - просто после миллионного Воронежа Фирсанов и в базарные дни мог показаться безлюдным.

Сейчас было то же самое, но с обратным знаком. Довольно-таки пустые сельские улицы Тудыновки показались мне очень многолюдными и шумными. Энтони тоже слегка обалдело посматривал кругом - а мне захотелось поскорей вернуться в лес, разбить лагерь, а завтра, преодолев оставшееся расстояние одним марш-броском, на месте приступить к исследованиям. Мы решили сразу идти в Татариново, чтобы побеседовать со старожилами и выяснить насчёт происхождения названия села - это мог оказаться такой же облом, как с Княжевым.

Встреча немного попортила нам настроение. Лесничий был хорошим мужиком, если честно - я бы с удовольствием помог, только совершенно не понимал, как и чем. Особенно погано было, что этот беспредел видел Энтони.