Завещание с простыми условиями (СИ)

— А что здесь странного? Вы же мне все рассказали…

Он издал раскатистый смешок.

— Я изложил содержание завещания лишь в общих чертах.

Я слегка растерялась.

— А что, есть какие-то частности?..

— Ну конечно есть, фройлейн Марта. Я уже упоминал, что квартира — только часть завещанного, и полагал, что вы уже забрали из банка деньги…

— Какие деньги? — изумилась я.

— Сбережения вашего отца, один миллион восемьсот тысяч евро. Они тоже теперь принадлежат вам.

— Сколько?!. — Я схватилась за ручку двери кабинета, чтобы не упасть на пол.

— Разумеется, отец оставил сбережения в немецких марках, но в пересчете на современные деньги получится приблизительно названная мною сумма.

Я никак не могла прийти в себя. МИЛЛИОН ВОСЕМЬСОТ ТЫСЯЧ ЕВРО! Завтра получу их в банке, куплю кольцо, машину, соболью шубу, бриллиантовое колье, норковое манто, сумку из крокодиловой кожи и туфли от Пьера Кардена. И приеду в четверг на юбилей газеты. Мигунову увезут на скорой и откачают только к утру… А утром я куплю редакцию.

— …Оглохла, что ли?! — прорезалось второе «я» служителя Фемиды.

— Простите, задумалась… А… деньги принадлежат мне уже сейчас или тоже надо ждать двадцатипятилетия?..

Когда же оно наступит?!

— О нет, нет! Двадцатипятилетия ждать не нужно. Это условие касается только квартиры. Деньги же и драгоценности принадлежат вам с момента вручения завещания.

— А юридические формальности?.. Ведь в наследство надо как-то вступать…

— Все формальности соблюдены. Вы же подписали бумаги, помните?

Я смутно припомнила, будто подписывала что-то.

А что это он там сказал про драгоценности?..

— Кроме указанной денежной суммы вам принадлежат несколько ювелирных украшений.

— А…

— Деньги и драгоценности находятся в банке Фридриха Якобса. В воскресенье банк не работает, а в понедельник с утра — милости просим. Ключ от банковской ячейки в кабинете, в правом верхнем ящике стола. Кстати, вам не одиноко в таком огромном помещении? — внезапно перешел он на другую тему.

— Есть немного, — призналась я, мечтая, чтобы скорее наступил понедельник.

Придется ненадолго отпроситься с работы, что бы зайти в банк… Ведь редакцию я куплю только в пятницу. Я невольно улыбнулась.

— Ничто не тревожит?

Тревожит, и даже очень… А с чего вдруг эти вопросы?

— Нет, ничего… — ответила я, явно кривя душой.

— Вот и славно.

На этот раз он, наверно, не захотел копаться в залежах моих мыслей.

— Как вам понравился портрет?

— Безумно понравился.

Мне почудилось легкое дыхание за левым плечом.

Что это?!.

Не оборачивайся!

Ноги мгновенно стали ватными.

— Ну что вы опять умерли?! Какого вы мнения о портрете?

Сзади послышался едва уловимый слухом шелест, и в полумраке возле гостиной мелькнула смутная тень.

Я, остановив глаза, стояла не шевелясь и не могла произнести ни слова.

— Марта Вильгельмовна! — надрывался абонент на том конце провода.

— Да, — машинально отозвалась я, не отрывая взгляда от двери гостиной.

— С вами все в порядке?

— Что?..

— Вы не заболели?

— Не знаю, — ответила я и повесила трубку.

Ноги сами понесли меня в гостиную.

Зачем я туда иду? Я же хотела полежать в ванне, а потом посмотреть телевизор!..

Но какая-то сила неумолимо влекла сквозь полутемную прихожую, и я сама не заметила, как приблизилась к двойным дверям из мореного дуба.

Нечего мне там делать! — из последних сил отчаянно убеждала я себя.

Но какие-то чужие мысли хозяйничали в голове; чужая воля управляла телом.

Двери без скрипа отворились, и сама того не желая, я вошла в гостиную. Из большого, наполовину зашторенного, окна комнату заливал сумеречный свет стремительно угасающего дня, бледно озарявший картины и папирусы на стенах. На потолке, диване и креслах уже лежали темные тени.

И стояла гробовая тишина, которую нарушал только ход старинных часов.

В этой темноте и тишине я неверными шагами подошла к портрету.

Очертания пейзажа и фигуры на его фоне были едва видны, но еще вполне различимы, и я увидела знакомые лес, реку, зеленый луг.

Отец стоял на мосту в той же позе.

Ну все, посмотрели — и будет!

Но он опять будто поймал мои глаза в ловушку.

Куда ты спешишь, Марта?

Пусти меня!

Упавший из окна и тут же исчезнувший яркий луч на миг исказил красивое бледное лицо отца, и мне показалось, будто он усмехнулся.

Преодолевая невероятное сопротивление, я изо всех сил пыталась перевести взгляд, но это было сильнее меня.

Я как завороженная смотрела в его глаза, а он опять взирал на меня без усмешки, спокойно и строго.

Внезапно лес за его спиной шелохнулся.

Я судорожно сглотнула слюну.

Померещилось?..

Вдруг комната начала быстро наполняться ароматами; в нос ударил резкий запах аптечной ромашки, затем слабо повеяло клевером, тут же его перебил тысячелистник…

Собрав все силы, не отрывая взгляда от портрета, я на негнущихся ногах попятилась к двери.

Ты уже уходишь? Неужели ты меня совсем не любишь? Ты так редко заходишь ко мне! Побудь еще немного…

Глаза отца упрашивали, умоляли, звали…

И держали — держали, как самый прочный канат.

Теряя сознание, я спиной продвигалась к двери.