Завещание с простыми условиями

И она поправила свои крашеные локоны ухоженной ладонью с маникюром, на который ушел весь ее аванс. Короткая и крепкая ладонь, тем не менее, выдавала крестьянское происхождение ее обладательницы.

Он бегло взглянул на чаровницу.

— Картины разные, и билеты еще есть в продаже, — вежливо сообщил он и тут же повернулся обратно ко мне.

Его взгляд сжигал меня дотла.

— Ты согласна? — спросил он с надеждой.

— А вы что, художник? — добавив в голос ведро меду, вновь бестактно вклинилась Александрова, будто невзначай высунув из-за стола полноватую ногу.

В ход пошла артиллерия, — отметила я про себя.

На этот раз он даже не повернул головы, ответив ей коротким кивком.

— Согласна? — повторил он, не отрывая взгляда от моего лица.

— Да, — шепотом ответила я.

Лицо Дуганова озарила счастливая мальчишеская улыбка.

— Я зайду за тобой в пять, — сказал он обрадованно и шепнул мне на ухо:

— Я тебя часто вспоминал.

— Я тебя тоже, — шепнула я в ответ и стала пунцовой от этого признания.

Ей-богу, я сейчас с ума сойду!

— До вечера, — сказал он чуть громче и опять осветился улыбкой.

И, помахав мне рукой, попрощался со всеми и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Сейчас начнется часть вторая — «Разоблачение».

В неестественной тишине я поставила цветы в вазу с водой.

После чего спокойно уселась на свое рабочее место и сделала вид, что вся ушла в монтирование интервью с эпатажной актрисой Анной Забубенновой.

Хотя на самом деле ни о чем не могла думать.

Только о нем.

Перед глазами стояло и никак не могло исчезнуть его светлое лицо.

Белокурые волосы, которые так хотелось тронуть рукой…

Синие, как летнее небо, глаза…

Мне казалось, что на щеке до сих пор горит след от его обжигающего дыхания.

От безудержного счастья, охватившего вдруг все мое существо, даже голова неожиданно перестала болеть.

В коллективе тем временем назрел, наконец, серьезный разговор.

Первой нарушить молчание решилась Александрова.

— Какой у тебя красивый парень! — с неприкрытой завистью произнесла она. — И такой приятный!

— Угу, — с деланным безразличием подтвердила я, блуждая пальцами по клавишам.

И краем глаза хитро покосилась на Вереницына — мол, наши победили!

Глеб радостно показал мне большой палец.

— Розы — супер! — подлил он масла в огонь.

Уссурийский енот в образе Мигуновой скромно сидел в уголке и не подавал признаков жизни.

— А что за бриллианты он подарил? — напомнила Ирина суть недавнего недоразумения. — Покажешь?

Я небрежно вытащила из кармана коробочку и протянула ей.

Александрова раскрыла ее и ахнула.

— Какая прелесть! — вымолвила, наконец, она. — А розовые камешки — тоже бриллианты? Наверно, очень редкие…

— Да, очень…

Все резво повскакали со своих мест и сгрудились над моим наследством.

В воздухе повисла атмосфера немого восхищения.

— Безумно дорогой комплект, — вынес вердикт Игорь Миронов, — сразу видно!

Мигунова в предобморочном состоянии вышла, в конце концов, из своего укрытия. Увидев кольцо и серьги, она совершила судорожное движение шеей, как птица.

После чего обратила на меня глаза.

Это были глаза ангела.

— А кольцо с изумрудом я в четверг покажу, — доброжелательно сообщила я ей.

Поверженная, она бессловесно кивнула.

— Вместе с изумрудным браслетом и серьгами, — небрежно добавила я и, как ни в чем не бывало, снова уткнулась в компьютер.

ГЛАВА 12

— Я и не знала, что ты такой популярный! — потрясенно сказала я Дуганову, бродя с ним по бесчисленным коридорам галереи. — И такой талантливый!

Его персональная выставка занимала весь этаж. Перед картинами толпилась уйма народу.

И сами картины… Необычные сюжеты, интересные решения, утонченная, совершенная красота — я была просто ошеломлена увиденным.

К нам подошел высокий юноша в униформе с подносом, на котором стояли фужеры с шампанским. Мы взяли по фужеру.

— А ты, наверно, думала, я оформляю афиши в старом Доме культуры на выезде из города? — иронически усмехнулся он.

Честно говоря, что-то вроде того.

— Нет, что ты, конечно, я так не думала, но…

Из середины зала к нам пробирался человек в джинсах и свободной рубахе яркой расцветки, с серьгой в ухе и волосами, небрежно собранными в хвостик.

Не надо было быть ясновидящей, чтобы угадать в нем коллегу-художника.

— Поздравляю! — радостно пожал он руку моему спутнику, приблизившись к нам. — Выставка просто блеск! «Вечерний Париж» — чистый Мане! А куда потом ее повезешь?

— Сначала в Цюрих…

Я поперхнулась шампанским.

— …потом в Копенгаген, а в марте — в Вену.

Я повернула голову и уставилась на Дуганова, будто увидела его впервые. Беседуя, он иногда лукаво поглядывал на меня. Я, склонив набок голову, любовалась моим художником. Он все равно был красивее всех своих картин.

— Оказывается, ты выставляешься за границей? — спросила я, когда мы, осмотрев работы, вышли на улицу.

— Я учился у хороших мастеров, и, по-моему, небезуспешно. Как ты считаешь — достоин я заграничных выставок? — Он улыбнулся. — Нет, правда, Марта, тебе понравилось? Для меня это очень важно!

Когда он произнес мое имя, сердце залило теплой волной.

— Если честно, я просто… просто поражена!