Завещание Сталина

Всё вышло очень некстати — перечеркнуло все планы и ожидания. И именно тогда, когда Алексею Михайловичу удалось собрать десятка полтора надёжных людей, правда, самых разных направлений, и убедить их в том, что левое движение в России должно делаться новыми руками, — без прежнего партийного начальства, плывшего в важнейшем — национальном — вопросе в русле космополитов, и без провокаторов-либералов, на корню обрубавших мысль о социальном равноправии. За каждым из его новых сотоварищей стояли тысячи инженеров и рабочих по стране, намечаемая конференция могла дать новую политическую альтернативу. Нужны были деньги, они были обещаны. Но — последовало внезапное увольнение, и он — впервые в жизни! — опоздал на встречу, инициатором которой был. Не появился и человек, который должен был оплатить зал, охрану и всё остальное: разочарованные представители, прокантовавшись в ожиданиях три часа, разошлись и разъехались, проклиная «всегдашнее российское ротозейство и всегдашнюю российскую обещаловку».

Кто-то ему сказал, что это всё не случайно, где-то рядом, вероятно, действует враг, хорошо осведомлённый о планах Алексея Михайловича, но мысль показалась ему неправдоподобной, хотя потом — в разных вариациях — он возвращался к ней: да, его инициативы всюду автоматически натыкались на странные преграды. Его «пасли», и это день от дня подкреплялось всё новыми фактами…

Поначалу ничего не могло испугать, поскольку и Алексей Михайлович, и Тоня были ещё относительно здоровы: есть крыша над головой — и довольно: на хлеб и на обувь заработаем.

Но оказалось, что заработать даже на хлеб в ограбленной России не так просто. Идти просителем по знакомым, кое-где сохранившимся ещё в разных структурах, он не хотел, боясь, как ожогов, расспросов и выражений сочувствия. А торговать мошенническими препаратами, вызывающими похудение, но одновременно и разлад всех функций организма, не согласился бы при любых обстоятельствах.

Однажды Тоня сказала:

— Давай теперь просто жить, оставив великие помыслы. Это удел тех, кому более всего достаётся при переворотах. Будем жить друг для друга, любоваться природой, бесстрастно следить за течением времени… Что нам нужно? Минимум.

Алексей Михайлович огорчился. Поднял брови:

— Голубушка, такой жизнью могут наслаждаться только паразиты. Порядочные люди не вынесут более недели такой жизни. Всё, буквально всё должно быть продолжением нашей борьбы за счастливый и справедливый мир для всех. В противном случае — какая радость от высоких речей о понимании одной душою движений другой души? Нельзя стоять в стороне, когда пожар и когда кричат несчастные!

— Прости, — вздохнула она, — ты прав. Человек живёт, пока жива его совесть. Мы уже навсегда понесём на себе следы более высокой культуры и никогда, даже умышленно, не согласимся на примитив. Понуждать себя к философии постороннего — это, действительно, бесчестно.

— Человек сам по себе никогда не пойдёт по нисходящей! Но у нас попытаются отнять и это право!

— Я хочу быть тебе самым верным и преданным другом, — Тоня взяла его за руку. — Изменить обесчещенным и обокраденным, простить то, что творит мировая банда, — нет, никогда! Я пойду с тобой до конца, чем бы это ни кончилось!

— Обгажен и угроблен важнейший исторический опыт. Людей обдурили — это ясно. Но прежде всего обдурили народы всего мира, десятилетиями приносившие своей мечте в жертву все радости жизни…

В доме кончились запасы еды. «Шаром покати», — повторяла Тоня, разводя руками. Это был призыв предпринять какие-то действия. Но Алексей Михайлович медлил, хотя и страдал от полуголодного существования.

Однажды утром, когда он не вышел даже за газетой, Тоня протянул ему пёстрый листок:

— Вот, бросили в почтовый ящик… Это предложение. Давай отзовёмся…

Это было обычное обращение от частной фирмы, скорее всего липовой, рассчитанной на дуралеев.

Но Алексей Михайлович даже обрадовался: по крайней мере, никого не придётся просить.

Рекламная бумажка была составлена в самых туманных выражениях. Фирма искала замужнюю пару, которая могла бы представить её интересы в Болгарии или Греции. Это сейчас понятно, что обычной фирме плевать, кто именно представит её интересы. Но тогда показалось правдоподобным: ищут солидных партнёров. Слабость поневоле доверчива, а нужда тянет в капкан.

— Предлагают пройти индивидуальное собеседование. Что скажешь?

Тоня на мгновение как бы споткнулась. Он точно помнит. Нахмурилась, по высокому чистому лбу пробежали две морщинки. Но потом улыбнулась. Светло и обворожительно:

— Что мы теряем? Ну, поболтаем… Послушаем, что предложат. Честно говоря, я бы охотно поменяла сейчас обстановку. Хоть на год, хоть на полгода…

— А могила Нины? — вырвалось у него.

— Всё равно нам не на что поставить памятник. Даже самый скромный, тот, который не утащат бомжи…