«Наша партия ужасающе слаба, — признавался Сталин. — Если она что-то и представляет из себя, то только как рычаг воли первого лица. Когда есть воля. А если завтра её не будет? Вот отчего пока нельзя отменить контроль чекистов над партией. Это во-первых. И, во-вторых, пока необходимо всячески душить торгаша, т. е. человека, который ставит исключительно на власть денег. Он нам страшен не сам по себе, а тем, что через него в тело общества и государства непременно входит зараза — поголовная страсть к наживе, к поборам, взяткам, левым деньгам. Всё это раскочегаривают известные шурики, их у нас гораздо больше, чем принято считать. Мы пока не имеем резервуара, из которого в достатке может зачерпнуть каждый. В этих условиях один встанет против другого, борьба за власть денег сделается всеобщей, и это погубит надежды и вызовет смуту…»
Сталин не жаловал наличную верхушку ВКП(б), полагая, что она не вполне отвечает своему назначению и склонна к жадности и приобретению знаний, которые выделяли бы её над трудовой массой. «Скорее всего, они всё продадут и позволят подкупить себя со стороны противника и его агентуры. У нас ведь как? Вшей ещё бьём, когда донимают, сильно грызут, а вот в баню сходить уже не догадаемся, да и лень тащиться — мочалки нет и целого белья нет… С таким мироощущением самостоятельности не удержаться, рано или поздно начнут холуйствовать… Но я гарантирую: пока основная цель общественного движения сохранится, а она сохранится ещё не менее 25–30 лет после моей смерти, враг ничего не добьётся. Однако, едва цель будет изменена и новые вожди станут обещать народу золотые горы вне принятой доктрины развития, все рассыплется на мелкие части, и прежнего государства будет уже не собрать… Вот почему сегодня нужны честные и умные люди, способные остановить безумцев… Я делаю это на всякий случай, считаясь с тем, что меня могут, в конце концов, даже убить: сейчас против меня выступила вся внутренняя контра, получающая из-за границы неограниченную поддержку. Если же я уцелею и поставлю на место националистов, прячущихся за реквизитами Интернационала, через 3–4 года, позатыкав основные дыры, мы в СССР начнём совершенно новый этап, — приступим к созиданию таких социальных семей, которые устранят нынешнее отчуждение, обозначив новую философию, новый уровень жизни, но главное — утвердив новые отношения между людьми, позволив вести новое воспитание поколений, развивать новое производство… До той поры нас могут подкарауливать многие трудности и искушения… Мне известно, что правящая головка США уже приняла планы подавления всех валютных систем и вывода доллара на диктаторские позиции. С помощью бумажного доллара, не подкреплённого даже фиктивной золотой основой, сфера эксплуатации народов будет чудовищно расширена. От преимущественно национальной эксплуатации они перейдут к эксплуатации мировой. Это будут предприятия, капиталы, кадры, товары, идеология, короче, всё то, что парализует слабых и позволяет высасывать из них кровь… Несчастных, обманутых людей они объявят бездельниками, неспособными к новым, более перспективным формам труда и жизни… Беднейшие слои будут напрочь оттеснены от культуры. Такое развитие событий допустить нельзя. Вот почему мы формируем создание самой эффективной структуры жизни. Мы станем самым здоровым, самым образованным, самым сильным, самым счастливым народом… И это не подарок Сталина, это единственный выход из того клубка неразрешимых проблем, которые навязывают миру дьявольские силы мировой паразитарности».
Теперь ясно, отчего охотятся за «Завещанием». Сволочь спохватилась, что без интеллектуального потенциала Сталина она не сможет сдвинуть ни одной застрявшей в грязи телеги. Одновременно сволочь боится, что о «Завещании» узнают советские народы, мировая общественность, это побудит людей иначе взглянуть на действительность.
Алексей Михайлович ликовал, что всё же имел смелость записать кое-что по горячим следам. Вот его расшифровка одного из сталинских пассажей: «Многословные ублюдки, абстрактно рассуждающие об улучшении жизни, не понимают, что главный изъян её — в том, что она ещё более стихийна, чем была 2–3 тысячи лет тому назад, она потрясающе неразумна, а подчас и бессмысленна. И просто нереально о чём-либо толковать, если не иметь в виду этого главнейшего аспекта действительности. Здесь есть опасность, что больной, извращённый ум сведёт дело к тюрьме и казарме, такой ум был у моего ненавистника Троцкого. Основной способ избежать опасности — не позволить растлённым «гениям», место которым в психбольнице, занять руководящие позиции. Но они лезут во власть, лезут тучей, как комары, маскируя свою ущербность…»
Алексей Михайлович всегда преклонялся перед Г.Жуковым и считал его не только лучшим маршалом войны, но и спасителем народов СССР от бериевского заговора. Однако анализ сталинских слов, которые ему удалось восстановить, обнажал скрытое соперничество «двух правд», они всегда действуют в жизни: правды панорамного исторического видения событий и правды ситуации на том или ином направлении.