Завещание Тициана

По дороге друзья завернули к дяде. Пьер посоветовался с ним по поводу лечения «французской болезни», а Виргилий расспросил, как добраться до Сан-Поло. Дяде было по пути с ними, и он взялся проводить их. Исчерпав тему «французской болезни», как называют ее неаполитанцы, или «неаполитанской болезни», как называют ее французы, перешли на смешные случаи, связанные с улицами, которыми они проходили.

— Мост Перси! — поразился Виргилий, повторив вслед за дядей название моста, на который они ступили. — Не женские ли перси имеются в виду?

Чезаре зааплодировал догадливости племянника.

— Ну разумеется. Квартал этот был и остается местом, где селятся девицы легкого поведения. Возможно, это связано с тем, что именно здесь находились публичные бани, где можно было и помыться, и напомадиться, и полечиться.

Здесь же сподручней было и подцепить кого-нибудь. Одно время в Венеции даже поощряли торговлю своим телом, имеется в виду — женским.

— Поощрялась торговля своим телом?

— Дело в том, что с Востока пришла мода на содомию и чуть было не укоренилась в нашем городе.

Дядя хмыкнул, а лицо Виргилия пошло красными пятнами. На мгновение перед его глазами возник грациозный силуэт Мариетто. Устыдившись, он смежил веки так сильно, как только мог, и покачнулся. Если бы дядя не подхватил его, он мог бы вытянуться на мостовой.

— Этот порок очень строго наказуется здесь, — продолжал Чезаре, — повешением на пьяцетте между двух колонн, затем сожжением тела, чтобы, кроме пепла, от содомита не оставалось ничего. Поскольку лучше предупредить болезнь, чем лечить ее, и дабы отвратить мужчин от мужчин, поощрялся труд куртизанок. Их обязывали по вечерам при свете фонарей оголяться в окнах и в дверях своих домов. Отсюда и пошло название моста.

Друзья обвели взглядом дома окрест, но, как и остальная часть города, этот квартал был безлюден и тих. Вскоре они были на месте. Чезаре попрощался с ними до вечера. Виргилий взялся за бронзовое стукальце. На пороге показалась испуганная девица. Виргилий представился и протянул ей записку Тинторетто. Служанка взяла ее и исчезла на лестнице, ведущей наверх. Вскоре она появилась вновь и пригласила «господ посетителей» следовать за ней к госпоже.

Нанна возлежала на постели в одном из тех платьев, что были в ходу у венецианок в то время: с предельно оголенными плечами и грудью, из очень дорогой ткани, богато отделанное кружевом из Бурано, со шнуровкой, украшенной серебряными наконечниками. Из-под платья виднелась нижняя юбка из алого атласа, простеганная золотыми нитями. На плечи был наброшен цветистый платок. На шее у нее было колье из больших, размером с горошину, жемчужин, какие доставляют с Востока. При виде такой роскоши Виргилию, студенту права, на ум пришел «указ, принятый славным советом Прегади в 1542 году относительно платья и внутреннего убранства дома проститутки». Он попался ему на глаза в Вероне, там было сказано следующее: «Девицам легкого поведения, проживающим в данных краях, запрещается надевать или носить на какой бы то ни было части тела золото, серебро и шелк, за исключением головных уборов, которые должны быть из чистого шелка, а также носить цепочки, жемчуг и кольца с каменьями либо без оных как в ушах, так и в иных местах; ношение золота, серебра и шелка, как и драгоценностей любого рода, запрещается и дома, и за его пределами, и за пределами города».

Когда они вошли, куртизанка встала и надела сабо, которые несказанно поразили французов. Верх сабо был кожаным, а подошва деревянной, высота каблуков достигала целого фута. Ну просто не обувь, а ходули. Двигалась она на них с трудом, зато превосходила посетителей на целую голову. «Замечательно придумано для дождливой поры, когда улицы Венеции утопают в грязи! Но летом и в помещении…» — Виргилий не успел закончить своей ремарки sotto voce[46], поскольку Нанна подошла к ним. После обмена любезностями она пригласила их расположиться в глубоких креслах, а служанку отослала за вином и лакомствами. Пока она рассыпалась в похвалах Тинторетто, Виргилий успел разглядеть ее. Длинные светлые волосы были заплетены в две косы, уложенные на лбу в виде двух рожек. Слой белил и густая киноварь на губах не могли скрыть воскового цвета лица, плохой кожи, кругов под глазами. От нее исходил легкий аромат талька и лаванды.

— Я думаю, вы пришли сюда не за тем, чтобы выслушивать похвалы природной учтивости синьора Робусти. Якопо пишет, что вы желаете расспросить меня по поводу одного дела. Чем я могу быть вам полезна? — спросила она, разливая вино.

Служанка устроилась возле хозяйки, вынула из кармана пилочку и принялась полировать ей ногти. Без всяких околичностей Виргилий заявил, что их интересует смерть Атаки. Нанна вскрикнула: