Завещание Тициана

И каждый из них безнадежно пытался восстановить порядок в своем уме, в котором после сообщения Пальмы наступил полный хаос, и понять, как могло случиться, что куртизанка, умершая ночью с седьмого на восьмое августа 1574 года, могла оказаться живой и невредимой второго сентября 1576 года. И каждый пришел к следующему выводу: если Атика еще не на том свете, значит, два года назад ее не убили. Значит, труп, обнаруженный Эбено на кровати под балдахином в ее спальне, в ее доме, принадлежал какой-то другой женщине, с которой содрали кожу. Это проливало свет на одну из тайн, о которых говорил Пьер: «Почему с ней так обошлись? Разве не достаточно было ее убить? К чему кусок за куском снимать кожу, пока не наступит смерть?»

Получалось, что сделано это было не из слепой ненависти, а для того, чтобы она стала неузнаваемой. Чтобы ее лицо и тело, известные многим мужчинам, нельзя было опознать, поскольку это была не Атика. А чтобы иллюзия была полной, на пальцы жертвы надели кольца египтянки. Уловка, на которую попались Эбено и Нанна. И вот теперь расследование совершало головокружительный скачок в результате случайного стечения обстоятельств — срочная нехватка кадмия, погнавшая Пальму по венецианским улочкам. Превращалась ли Атика Рыжая из жертвы в палача, или же расправа была совершена над незнакомкой?

Несмотря на новый невероятный факт, в этой истории многое еще было темным и непонятным. Помимо того, что они вернулись к исходной точке и личность погибшей только еще предстояло установить, появилось множество других вопросов, не дававших им покоя. Начиная с последнего: что думать об этом «Z», которого не было в имени Атики?

Если взять на веру слова Эбено, следовало установить настоящие имена Олимпии, Фаустино и Рибейры. Словом, дел было невпроворот. Друзья разделили обязанности и договорились, кто чем займется на следующий день. Пьер отправится к карлику и Олимпии, Виргилий — к раввину, а Мариетта будет дожидаться их возвращения на Мавританской набережной. Пальма останется в мастерской: может, его ангел с факелом в руках прольет хоть немного света на всю эту загадочную историю.

Постучав на следующее утро в дверь Соломона Леви, Виргилий испытал чувство стеснения, ведь на сей раз он явился один, без дяди. Ему открыла женщина в черной косынке. На шее у нее была цепочка с кемиот — амулетами, оберегающими от болезней. Он по-итальянски объяснил ей причину своего прихода. Она не поняла ни слова. Он повторил просьбу видеть раввина сперва по-французски, затем по-латыни. Сама она говорила, как ему казалось, на смеси еврейского и испанского. И только когда он в третий раз по слогам произнес имя каббалиста, она наконец поняла и скрылась в глубине дома. Виргилий сел на приступок колодца на площади и стал ждать. Мальчишки играли в футбол[80], о чем-то судачили кумушки. Вскоре появился Соломон Леви, в руках у него был платок, которым он покрывался во время молитвы.

— Вот и ты, мой племянник. Шалом тебе. — Виргилий начал было вставать, но раввин жестом показал ему, что это ни к чему, и сам сел рядом, ворча что-то по поводу проклятого ревматизма. — Сожалею, что прислуга так тебя встретила. Она у меня недавно. Приехала из Испании, по-итальянски ни слова.

— А на каком языке она говорит?

— На ладино. Это язык евреев Иберийского полуострова, смесь еврейского и испанского. Знаешь, наше гетто с каждым днем становится более многоязыким, чем сама Вавилонская башня. — Виргилий усмехнулся. — Уверяю тебя! Евреи из Испании говорят на ладино, выходцы из немецких земель — на идиш, а те, что родились здесь, зачастую плохо владеют родным языком и говорят на итальянском. Да простит их Всевышний! Какой язык родится из этой амальгамы — одному Элохиму[81] известно! — Он лукаво взглянул на Виргилия. — Однако думаю, не за тем ты сюда пришел, чтобы рассуждать, на каком языке говорят в гетто.

Об этом нетрудно было догадаться. Не успел Виргилий ответить, как старец заговорил снова:

— Не было времени ни изучать твой рисунок, ни покопаться в книгах. Дай мне несколько дней. И все же, боюсь, разочарую я тебя.

— Что бы ни было, я заранее благодарен вам.

Тут Виргилия взяла досада, что он не захватил с собой рисунки, обнаруженные уже после встречи с Леви. В эту минуту к ним подкатился мяч, Предом взял его в руки и бросил игрокам.

— Развлекаются, вместо того чтобы учиться. Даже в пятницу вечером и в субботу гоняют мяч. Дошло до того, что нам, раввинам, пришлось поставить на обсуждение вопрос: можно ли таким образом проводить субботу. Еще ни до чего не договорились. — И вновь бросил искрящийся лукавый взгляд в сторону Виргилия. — Однако вряд ли тебе интересны талмудические обоснования подобного поведения в субботний день!

Виргилий наконец осмелился задать вопрос, ради которого пришел:

— Вчера вы сказали, что не помните настоящего имени эль Рибейры. Нет ли в гетто кого-нибудь, кто мог бы мне помочь узнать это?