— Надо же, как интересно, мир полон совпадений. Мой дедушка тоже был подданным Российской империи. Не русским, правда, но кое-каким русским словам он меня научил. — Доктор начал декламировать, подчеркивая каждое слово выразительным жестом рук. — Погром. Казаки. Самогон. Жидовска морда. Эбэнамать...
Последнее слово вышло у доктора каким-то идиллически-мечтательным.
Асуров выдавил из себя улыбку.
— У вас явные способности к языкам, господин доктор.
— Рене... Впрочем, как вам будет удобно... Итак, мсье Асюров, расскажите что-нибудь о себе.
— Что — о себе?
От неожиданности получилось почти грубо, но доктор, похоже, неправильной нотки не заметил.
— Все, что посчитаете нужным. Вы ведь, кажется, родились не здесь, а в России. Давно ли приехали? Как вам здесь нравится? Комфортно ли прошел адаптационный период, или вы считаете, что он до сих пор не закончился?
Асуров нервно забарабанил пальцами по столу.
— Доктор, я не понимаю...
— Не надо нервничать, дорогой мой, поверьте, вы пришли к другу, который желает вам только добра... Оказаться в чужой стране, среди чужих людей, с другим языком, другой культурой, другими обычаями — это само по себе большой стресс. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Когда после Сорбонны я прилетел на стажировку в Нью-Йорк, мне очень долго было так тоскливо, так одиноко. Бессонница, безотчетные тревоги, вялость, сменяемая немотивированным возбуждением. Разом пробудились все детские страхи, неврозы. Представляете, полдня я проводил за столом, принимая пациентов, а полдня — на кушетке, сам превращаясь в пациента... Кстати, может быть, приляжете? Поверь те, так будет удобнее. И расслабьте узел на галстуке. Асуров шумно выдохнул. Все. С него хватит.
— Какой к черту галстук, доктор! Можно подумать, вы не догадываетесь о цели моего визита! Я к вам не лечиться пришел!..
— Конечно, конечно, дорогой мой. Ну, разумеется, не лечиться. Как вы могли такое подумать? Мы просто сидим, беседуем, как два старых друга, делимся свои ми проблемами.
— Да нет у меня проблем! Никаких проблем! Просто отдайте мне деньги за диадему, которую купила в моем салоне ваша дочь!
— А, так вы говорите — диадему? Моя дочь? В вашем салоне? — Доктор говорил спокойно, медленно, сопровождая слова волнообразными, умиротворяющими движениями рук. — Очень интересно. Продолжай те, мсье Асюров, продолжайте...
— А что продолжать?! Пришла, выбрала, сказала — это ваш ей подарок на восемнадцать лет.
— Восемнадцать? Так так... Так что, говорите, она выбрала от моего лица? Диадему?
— Именно диадему! Принадлежавшую русской императрице Марии!
— Да-да, понимаю... Русской императрице, конечно, как же иначе... Несомненно, редкой ценности вещь?
— Еще бы! Золото девяносто восьмой пробы! Сапфира девятнадцать карат! Рубины! Топазы! Бриллианты! А работа?! Клейма самого Винклера!
В возбуждении своем Асуров перешел на русский, но доктор по прежнему кивал, будто понимая каждое слово.
— О да, бесценное произведение! Надеюсь, вы назначили соответствующую цену? Сколько? Миллионов пятьдесят, я полагаю?
Асуров запнулся, поднял голову, встретил ясный, добрый взгляд доктора.
— Нет, не пятьдесят, конечно. Она стоит значительно меньше. Два... три миллиона франков. Но если по-вашему это дорого, мы могли бы обсудить скидку...
Доктор усмехнулся.
— Ну что вы, дорогой мой, какие пустяки. Три так три... Сейчас, извините, я покину вас на минуточку, мне нужно сделать пару звонков. А потом мы незамедлительно прокатимся в банк, и вы получите все сполна. Против наличных ничего не имеете?
Асуров вообще перестал понимать что-либо.
— Не имею... Только...
— Слушаю вас, дорогой мой.
— Неужели вы даже не хотите взглянуть?
— Простите, на что взглянуть?
— На диадему императрицы, естественно.
Доктор выпучил глаза. Похоже, впервые за время их беседы он был не на шутку озадачен.
— Иными словами, вы хотите сказать, что она у вас с собой?
— Да, по просьбе вашей дочери я привез ее сюда. В холле меня встретила ваша дочь, забрала диадему, сказала, что хочет примерить и показаться вам во всей красе... Кстати, что-то ее долго нет, наверное, не может подобрать соответствующий туалет.
— Та-ак... — мрачно протянул Московиц. — Значит, моя дочь. Встретила вас в холле. Такая симпатичная девчушка в черной коже? Зовут Анна?
— Анна, Анна, — подтвердил Асуров. — А что, у вашей дочери другое имя?
— Нет, ее имя — Анна. Только она, извините, две недели назад уехала к тете на каникулы. В Буэнос-Айрес.
— Что! — Асуров вскочил. — Так что же, выходит, та Анна, которая в холле...